В гостиную, между тем, вошел гонец от предводителя дворянства, одетый в запыленный дорожный сюртук и клетчатый картуз. Это был Свирид, сын прапорщика Петра Иванова, управителя имения Лодыгиных.
— Ваше высокоблагородие! — обратился светловолосый и худенький молодой человек к Извольскому. — Иван Николаевич не сможет почтить своим присутствием ваш дом. Занемог, просит его извинить.
Андрей Васильевич нахмурился и, поглядев на супругу, развел руками.
— Какая жалость! — опечалилась Елена Пантелеевна. — Мы так хотели его увидеть. Что ж, скорейшего выздоровления добрейшему предводителю! Передай, Извольские его нежно любят.
Когда порог гостиной переступил последний запоздавший гость, а им был корнет Горелов, хозяева взяли друг друга за руки и повели всех в парадный зал. Под звуки музыки оркестра, расположившегося в углу комнаты у крайнего окна, Извольские заняли место во главе стола. Мужчины, согласно этикету, расселись по одну его сторону, дамы — по другую. Ближе к хозяевам сели дворяне чинами постарше, мелкие чины опустились на стулья в отдалении от них. Лакеи подали первые блюда — жаркое, ростбиф, гусей, уток, запеченную в сметане рыбу — и разлили по бокалам шампанское. Все выпили и принялись за еду. Тост за здоровье императора и здравицы в честь виновницы торжества, как и положено, зазвучали после третьей перемены блюд. Немного погодя, Извольский выразил надежду, что рассорившие дворяне обязательно помирятся в его доме и станут впредь добрыми друзьями.
Напряжение помаленьку уходило. Вот уже и Петин улыбнулся на какую-то шутку Зацепина, а Нестеров с интересом выслушал короткий рассказ Бершова. И Измайлов, казалось, посматривал на отставного поручика без обиды. И только корнеты на дальнем конце стола нет-нет, да и бросали друг на друга холодные, полные презрения взгляды. Вскоре послышались громкие реплики, непринужденный смех, остроты. А лакеи продолжали нести в зал все новые и новые яства, наполняя бокалы вином, ликерами и наливками. Гости пробовали сыры, спаржу, артишоки, всевозможные пироги и расстегаи.
После первых тостов развеселились даже петродарские гости, сидевшие до того на краю стола с озабоченным видом. Гладко причесанные, одетые в праздничные сюртуки, канцелярист Яковлев и купец Ларин с аппетитом налегали на еду, запивая ее мадерой.
Хитрово-Квашнин сидел напротив Доможировой и Щегловой. В самом начале обеда Извольский посадил было штабс-ротмистра возле себя, как почетного гостя, но вдовые дамы взяли его под руки и, не обращая никакого внимания на возражения, отвели к тому месту, где расположился поручик Потулов.
— Бог с вами, Евстигней Харитонович! — верещала Щеглова. — Успеете наговориться с хозяевами, а нам нужен интересный собеседник и внимательный кавалер!
— Мы о вас помнили все эти годы, — вторила ей Доможирова. — А вы нас игнорировать?! Не выйдет!
«Ну, делать нечего», — подумал Хитрово-Квашнин, приняв на себя заботу по ухаживанию за двумя вдовами. За третьей не без удовольствия присматривал отставной поручик. И если худосочная Щеглова штабс-ротмистра почти не обременяла (ела мало, пила и того меньше), то Доможирова постоянно держала его настороже. Тарелка дебелой дворянки пустела так быстро, что ему то и дело приходилось вставать и тянуться к яствам, чтобы пополнить ее. Пила вдова много, отдавая предпочтение фруктовым наливкам.