Сестра в письме привела список гостей. Так и просится на язык грибоедовское: «Ба, знакомые все лица!»… Уездный предводитель дворянства Лодыгин, супруги Бершовы, Нестеровы, Петины, Зацепины, поручик Потулов, корнеты Кузовлев и Горелов, капитанша Плахово и, конечно же, вдовые подпоручицы Доможирова, Матякина и Щеглова. Все родня да друзья семьи. Новых персон немного — петродарский купец Ларин, секретарь уездного суда Яковлев, чета дворян Измайловых и… природный француз Анри Деверье, прибывший в Россию с научной целью. Отдельные гости с некоторых пор пребывали в ссоре между собой и появлялись у Извольских только порознь. Елена Пантелеевна, горя желанием помирить их, попросила мужа использовать свой авторитет для улаживания прискорбных разногласий. Андрей Васильевич каждому из дворян послал приглашение, сделав пометку, что отказ воспримется как знак неуважения не только к его дражайшей половине, но и к нему лично.
Хозяева — большие хлебосолы, гостей потчуют по два-три дня кряду! Оркестр у них из доморощенных крепостных музыкантов, небольшая театральная труппа из дворовых людей… А как любила гащивать в большом усадебном особняке покойница! Бывало, скажет: «Поедем-ка, Евстигнеюшка, к Извольским. Отдохнем, посмотрим спектакль по какой-нибудь пьесе, послушаем музыку. Где еще в наших местах можно отвести душу?»
Впереди показались беговые дрожки, влекомые саврасой худой лошаденкой. Завидев бричку, возница прижался к обочине, снял шляпу и стал кланяться. Хитрово-Квашнин, поравнявшись с дрожками, окинул взглядом встречного ездока и попридержал лошадей.
— Тпру!.. Никак ты, Никодим Саввич?.. Чего это жмешься к обочине, словно кучер какой-нибудь?
— Евстигней Харитоныч!.. Вот так неожиданность!.. Вы, что ж, вернулись?
— Что за «вы»?.. До моего отъезда мы всегда были на «ты».
Хитрово-Квашнин вдруг вспомнил, что Никодим Осипов, служивший под его началом заседателем в нижнем земском суде, недавно влез в долги и вынужден был заложить свое именьице. Об этом писано в сестринских письмах. И виной всему карточные долги и волокитство. Хм-м… вспоминается барский дом коллежского регистратора — деревянное ветхое жилище с покосившимся крыльцом и двумя комнатенками. В одной обитал сам барин со своим престарелым дядей, в другой, разделенной перегородками, кое-как ютились дворовые.
— Как поживаешь, Никодим Саввич?
— Ничего, живем помаленьку… Вот возвращаюсь из Алексеевки. Заглянул туда по просьбе Ивана Александрыча Ханыкова.
Штабс-ротмистр прищурил глаза и пригладил кончики усов. Видно, незавидно житье твое, Никодим. Ездишь на каких-то дрянных дрожках, кланяешься проезжающим дворянам. У богатых соседей на посылках. Верно, сидишь у них на краешке стула, хихикаешь, лебезишь, на бильярде и в шахматы им проигрываешь. Дрожки свои, поди, у ворот оставляешь, к крыльцу барскому пешочком ходишь. Эх, а ведь подавал надежды, будущее рисовалось в радужном свете. Мечтал прикупить крестьян, на месте деревянного невзрачного домика хотел возвести каменный.
— Ну, бывай, дружище!
— Счастливого пути и доброго здоровьица, Евстигней Харитоныч!
Оставив позади большое однодворческое село, Хитрово-Квашнин переправился через тихую Матыру, свернул влево, и вскоре колеса рессорной брички зашуршали по крупному речному песку подъездной аллеи усадьбы Отрада.
Впереди, за деревьями, показалось одноэтажное каменное строение с мезонином, балкон которого опирался на четыре дорические колонны, и двумя двухэтажными флигелями по обе стороны фасада. Подъезжая к дворянскому гнезду, путник отметил, что оно по-прежнему смотрится солидно и привлекательно. «Похожие особняки стоят в Подмосковье, здесь же они большая редкость», — подумалось ему. — «Эх, надо строить в Харитоновке новый дом. Дедовский, деревянный, крытый тесом и раскрашенный под кирпич, совсем обветшал. В нем и жить-то нельзя. Какой же возвести?.. Конечно же каменный! Он будет одноэтажным, с мезонином и колоннами и, конечно же, с железной кровлей. Приблизительно таким, как у Извольских».