Миг — и Чао вновь на ногах. Посреди комнаты, раскрыв от страха беззубый рот, съежилась старуха арабка. Свет медной масляной лампы, подвешенной к черным от времени потолочным балкам, падал на сидевшую в углу скрестив ноги молодую мать, что кормила грудью ребенка. Издав пронзительный вопль, женщина прикрыла голую грудь рваным покрывалом. Чао Тай хотел было заговорить, но не успел открыть рот, как дверь напротив распахнулась и в комнату ворвались два здоровенных араба с кривыми кинжалами на изготовку. Оба застыли па месте, как только Чао Тай, распахнув куртку, показал золотой значок на груди.
Пока вооруженные здоровяки мешкали, третий, помладше, оттолкнул их и, выступив перед, заговорил на ломаном кантонском:
— Как вы посмели вломиться в покои наших женщин, господин военный начальник?
— В переходе над улицей — двое убитых мужчин, — рыкнул Чао Тай. — Отвечайте, кто это сделал?
Араб метнул взгляд на сломанную дверь.
— Что там, в переходе, нас не касается, сердито отрезал он.
— Однако этот переход соединяется с твоим домом, ты, сын паршивой собаки! — зарычал на араба Чао Тай. — Говорю тебе, там наверху два покойника. Отвечай, не то я велю задержать вас всех и допросить под пыткой!
— Присмотритесь повнимательнее — и вы увидите, что сломанную вами дверь не открывали уже много лет.
Чао Тай обернулся: деревянные обломки, о которые он споткнулся, оказались частями высокого шкафа. Пыль на дверных ручках и только что сбитый ржавый замок доказывали, что юнец говорил правду. Этой дверью действительно не пользовались годами.
— Если в переходе кого и убили, — продолжил араб, — это мог сделать любой прохожий. С обеих сторон улицы наверх ведут ступени, а дверь внизу, насколько я помню, сроду не запиралась.
— Тогда для чего нужен переход?
— Шесть лет назад мой родитель, торговец Абдалла, владел и домом на той стороне улицы, но после того, как он продал второй дом, дверь с нашего конца заложили.
— Ты что-нибудь слышала? — обратился Чао Тай к молодой женщине.
Та, ничего не ответив, со страхом и недоумением вытаращила глаза, а когда юный соплеменник перевел слова Чао Тая, отрицательно затрясла головой.
— Стены тут очень толстые, а поскольку еще и шкаф загораживал старую дверь… — Он красноречиво взмахнул рукой.
Два других араба вновь заткнули кинжалы за пояс и принялись шепотом переговариваться. А старуха, вдруг ожив, визгливо запричитала по-арабски, указывая на выломанную дверь.
— Скажи, что ей заплатят! — бросил Чао Тай. — И ступай за мной!
Он резко развернулся и вышел через дверной проем, а молодой человек скользнул следом. В переходе тайвэй указал на мертвого араба.
— Кто этот человек? — спросил он.
Юноша склонился над трупом. Мимоходом глянув на искаженное гримасой лицо, он задержал взгляд на шелковом красном шарфе, туго обмотанном вокруг шеи мертвеца, затем ловкими пальцами пробежался по складкам тюрбана.
— На теле нет ни денег, пи бумаг, — выпрямившись, объявил он. — Я никогда его раньше не видел, но, вероятно, этот человек из Южной Аравии, они там славятся искусным обращением с короткими копьями. — Араб протянул Чао Таю шарф. — Но убил его не наш соплеменник. Видите серебряную монетку, завязанную в уголке? С ее помощью душитель, подкравшись сзади, захлестнул шарф вокруг шеи жертвы. Это оружие труса. Мы, арабы, предпочитаем копья, сабли и кинжалы — во славу всемогущего Аллаха и его Пророка!
— Вот и ладно, — кисло скривился Чао Тай, в задумчивости глядя на двух мертвецов. Теперь он понял, что произошло. Араб хотел убить не только бородатого спутника Чао Тая, но и его самого. Поджидая их, он затаился в переходе у окна, пропустил Чао Тая под переходом, а когда его спутник остановился в ожидании, злодей набросил ему на шею удавку и рывком поднял вверх. После этого он привязал конец шнура к железному крюку под окном и схватил копье. Но как только негодяй распахнул окно с другой стороны перехода, собираясь поразить в спину вторую жертву, некто третий набросил ему на шею красный шарф и удавил, а затем бесследно исчез.
Чао Тай открыл окно и выглянул на улицу.
— Пока я стоял там, колотя в проклятую дверь, наверняка представлял собой отличную мишень! — пробормотал он. — А такой тонкий наконечник как пить дать прошел бы даже сквозь кольчугу! Выходит, я обязан жизнью неизвестному благодетелю. — Тайвэй повернулся к молодому арабу. — Пошли кого-нибудь нанять паланкин побольше! — скомандовал он.
Пока юнец отдавал кому-то распоряжения через проломленную дверь, Чао Тай обшарил рукава бородатого незнакомца. Но в них не оказалось ничего такого, что могло бы помочь опознать его, и помощник судьи сокрушенно покачал головой.
В напряженной тишине они ждали, пока снизу не донеслись настойчивые крики. Высунувшись из окна, Чао Тай увидел паланкин и четырех носильщиков с факелами. Перебросив тело бородатого через плечо, он приказал молодому арабу:
— Постереги здесь тело своего сородича, показа ним не придут стражники. Ты и твоя семья будете отвечать, если тут что-нибудь произойдет!
И тайвэй, сгибаясь под тяжестью ноши, осторожно зашагал вниз по узким ступенькам.
Глава 3
Тао Гань возвратился к городской службе сбора пошлин. Пройдя под высокими сводами ворот, он довольно долго наблюдал за работниками, все еще занятыми разборкой тюков и коробок. Остро пахло чужеземными пряностями. Тао проскользнул задворками и, кинув взгляд на свое неуютное пристанище, направился в город через Южные ворота.
Проталкиваясь сквозь многолюдную толпу, помощник судьи с удовлетворением отмечал про себя, что узнает по пути почти все мало-мальски значительные дома. Судя по всему, Кантон мало изменился с тех пор, как Тао был здесь в последний раз двадцать лет назад.
Разумеется, Тао Гань узнал и большой храм, возвышавшийся справа от него. Храм этот был посвящен богу войны. Тао отделился от толпы и прошествовал по широким мраморным ступеням к высокой башне, где по обе стороны от двустворчатых ворот на восьмиугольном постаменте сидели огромные каменные львы. Как водится, лев справа, сомкнув челюсти, свирепо глядел вниз, в то время как помещенная слева львица высоко запрокинула громадную голову с широко разверстой пастью.
— Эта тварь никогда не закрывает свою окаянную глотку! — сердито проворчал Тао Гань. — и дать ни взять моя подлая бывшая женушка! Помощник судьи, медленно потянув обвислый ус, с горечью подумал, что за минувшие двадцать лет едва ли хоть раз вспоминал свою неверную жену. Однако, вновь приехав в город, где в молодости прожил несколько лет, Тао Гань неожиданно погрузился в воспоминания. Жена, которую Тао чуть ли не боготворил, низко обманула его и задумала погубить, вынудив спасаться бегством. С тех пор Тао Гань проклял весь женский род, твердо решив отомстить этому презренному миру, и сделался вечным скитальцем. Но потом мститель повстречал судью Ди, и тот круто изменил его жизнь, сделав своим помощником и тем самым вернув интерес к жизни. Тао Гань оставался при судье Ди, когда тот был правителем то одного, то другого уезда, а после того, как судья получил повышение и занял нынешний высокий пост в столице, его помощник стал старшим советником суда. Кривая улыбка тронула унылое вытянутое лицо, когда Тао напыщенно выговаривал львице:
— Кантон все тот же, но взгляни на меня! Теперь я не просто чиновник, а высокопоставленное лицо. И притом весьма, должен заметить! — Сдерву в с головы шапочку, Тао Гань насмешливо поклонился свирепой каменной морде и вошел в храм.
Помощник судьи Ди шел по главному проходу, оглядывая зал. В мерцающем свете высоких красных свечей несколько людей прилаживали палочки благовоний к тем, что уже дымились в большой бронзовой курильнице пред высоким алтарным столом. Сквозь густые клубы голубого дыма смутно виделась высокая позолоченная фигура бородатого Небесного Воина, горделиво выставившего напоказ длинный меч. Тао Гань презрительно фыркнул, ибо воинские подвиги не внушали ему особого восторга. Не обладая мощным сложением и недюжинной силой своего друга Чао Тая, он никогда не носил оружия. Однако полное бесстрашие вкупе с изощренным умом делали Тао Ганя не менее опасным для врагов. Он двинулся дальше и, обойдя зал, достиг врат в глубине храма. Помня, что большой городской рынок раскинулся к северу от храма, Тао решил, что вполне успеет его осмотреть, а потом выйдет на главную улицу, ведущую ко дворцу наместника в северной части города.