— Никто не знал или никто не захотел рассказать? — пробурчал Нахари.
— Говорили, что они не знали. — После этих слов Махлуф Леви впервые за все утро улыбнулся и показался более молодым и менее ранимым. Снова он был похож на дядюшку Жака. Михаэлю казалось, что Махлуф Леви приходит в себя и начинает лучше ощущать ситуацию. Он решил, что если Леви включить в группу, то от него была бы польза.
— В кибуце секретов не бывает, — громко произнес Нахари и оглядел присутствующих в ожидании подтверждения своим словам.
— Конечно, — медленно начал Леви, — никаких секретов не может быть, если ты трешься бок о бок целый день. Даже в городской многоэтажке и то секреты не держатся. Вопрос только в том, через какое время тайное становится явным. — И золотой перстень на его мизинце снова закрутился.
— Я хотел сказать, сколько времени могла продолжаться интрижка, чтобы о ней заговорили в кибуце? Я когда-то сам был членом кибуца, поэтому знаю. Достаточно появиться в прачечной или на худой конец в пошивочной мастерской, чтобы узнать все, что хочешь, — сказал Нахари. — Ну а если и там ничего не знают, то уж медсестра в кибуце должна знать абсолютно все.
Пару бесед с медсестрой — и ты знаешь все, что только можно узнать.
— В нашем случае все совсем не так, — произнес Махлуф Леви, и Михаэлю показалось, что в его голосе появились победные нотки.
— Все так. Надо только знать, у кого спрашивать, — гнул свое Нахари.
— Простите, — заупрямился Леви, — нашей медсестре было нечего скрывать. Во-первых, она увольняется, и задумала это давно. Ждет только, когда ей найдут замену. Но, даже желая помочь следствию, она не могла ничего добавить. Она не хотела, чтобы на нее пали хоть какие-нибудь подозрения, и у меня нет оснований ее подозревать. У нее нет мотива. Кроме того, что покойная была очень активна, работала секретарем кибуца, а ее муж погиб в Ливанскую войну, никто о ней ничего сказать не мог. Ну, еще добавляли, что она была красива.
— И где она познакомилась с этим депутатом Мерозом? — спросил Шмерлинг.
— Как я понял, они росли вместе в интернате кибуца, поэтому знакомы уже давно, — пояснил Махлуф Леви. — Она в детстве жила в пригороде Тель-Авива, отца ее никто не знает, а у матери темная репутация, но это к делу не имеет никакого отношения. Депутат Мероз появился в кибуце после того, как умер его отец…
— Хорошо, хорошо. Все это сейчас не важно, — с нетерпением выпалил Нахари. — Мы это и так от кого-нибудь услышим. Значит, решаем следующим образом: Охайон отправляется в Абу-Кабир, и вы отныне работаете с ним вместе.
— Именно так, — сказал Шорер. — Михаэль, хочешь что-нибудь сказать?
Михаэль утвердительно кивнул.
— Какие проблемы? — сказал он и, как будто убеждая себя, еще раз произнес: —Здесь никаких проблем нет.
— Раз ты так говоришь, то проблемы, наверное, есть, — улыбаясь краешками губ, проговорил Шорер.
Михаэль Охайон встал, собрал лежащие перед ним бумаги, взял ключи от машины, ответил на улыбку улыбкой и промолчал.
Шорер поравнялся с ним в широком коридоре. Помахав миниатюрными очками и засунув их в карман, сказал:
— Слушай! Хочу у тебя кое-что спросить.
Михаэль вздохнул. Он понял, каким будет вопрос.
— Да, — сказал он Шореру, — я видел.
— Ты видел, как он похож? — спросил Шорер. — Я думал, что свихнусь от такого сходства. — Шорер взял Михаэля за руку: — Я так его любил, твоего дядюшку. Я никогда тебе не говорил, но он постоянно рассказывал мне о тебе, поэтому я узнал тебя задолго до нашей первой встречи.
«На самом деле, — подумал Михаэль, — он если и похож, то только улыбкой».
Глава 6
— Значит, вы из УРООП? — с нескрываемым восхищением произнесла секретарь директора Института судебной медицины. — И вы там самый главный инспектор? Жаль, что вы не в форме, она бы вам пошла, — притворно щебетала она, нажимая звонок директора.
— Добрый день! — поздоровался директор, появляясь из своего кабинета. — Как поживает судья? У нас есть что сказать вам.
— Вы закончили вскрытие? — спросил Михаэль.
— Конечно, — ответил доктор Хирш, — но лучше позвать Андре Кестенбаума, который производил вскрытие.
— Значит, вы хотите, чтобы я проникся интригой. Это что — упражнение своего рода?
— Вам кофе? — спросил Хирш.
— Сначала хочу узнать, есть ли что-нибудь криминальное, — сказал Михаэль. — Кроме того, я никогда не работал с Андре Кестенбаумом и не знаю, как он выглядит.
— Конечно, не работали, потому что у вас в Иерусалиме нет сельского хозяйства, а он у нас — как раз с сельскохозяйственным уклоном. Не понимаю, почему вы так нервничаете? — Хирш улыбнулся и продолжил: — Наверное, это ваше первое дело в УРООП? Кем вы там работаете? Начальником отдела? До сих пор не могу разобраться в вашей конторе и понять, как она работает.