— Никого.
— И при входе никого?
— Нет.
— Не заметили ли вы время, когда выходили, — имею в виду, точное время?
— Да, почему же. Мне нужно было успеть на поезд, так что я посмотрел на часы, когда шел через двор: было двадцать пять минут второго.
Эмброуз быстро перебирал в голове все известные ему ключевые моменты. Если Финмер говорил правду, то отрезок времени, в который кто угодно мог зайти и выйти незамеченным, сузился до едва ли десяти минут: с 1:25 до 1:35 — времени, когда сторож вернулся на пост.
— Расскажите мне, — сказал он, — когда вы выходили через ворота колледжа, вы не заметили на улице никого, кто бы собирался входить туда?
— Нет, по крайней мере насколько мне было видно. Я же не осматривал прохожих.
— Если можете, мистер Финмер, постарайтесь вспомнить. Не видели ли вы кого-нибудь рядом с колледжем?
— Дайте подумать… Как вышел, я сразу повернул направо в сторону станции. На тротуаре было несколько человек, точно, — сейчас припоминаю, что заметил одного парня, — он переходил улицу и немного припустил, чтобы его не сбила машина, — я в тот момент даже немного вздрогнул. Должно быть он близорукий.
— Почему?
— Ну, мельком посмотрев на него, я заметил, что он был в темных очках. И да, он определенно был священником.
— Священником?
— На нем была шляпа священника, — такая старомодная с круглыми краями и плоским верхом, — сегодня такие не часто увидишь.
— Можете описать его поподробнее?
— Нет, не могу, я не видел его лица или чего-то более, чем вам уже рассказал.
Эмброуз погрузился в глубокие размышления. То, что человек перебегал дорогу прямо напротив колледжа, означало, что он направлялся именно туда. С другой стороны, финмеровское скудное описание было слишком туманным — Эксбридж полон подобных людей. Университетский городок был буквально переполнен священнослужителями: доны, пасторы на пенсии, служащие бесконечного числа приходов, не говоря уже об их начальниках, которые постоянно приезжают в город. Эксбридж был местом, где на каждом шагу можно встретить духовное лицо в любое время дня и в самом разном облачении — в том числе в круглых шляпах и темных очках.
«В круглой шляпе и очках!» Было в этом что-то знакомое. Где же он раньше мог это слышать? И вдруг Эмброуз вспомнил: словоохотливый профессор богословия доктор Блейк рассказывал ему, что всегда носит круглую шляпу священника и что однажды в отпуске он вышел в темных очках и панаме и тем самым ненамеренно скрыл свою внешность от друга — тот совсем его не узнал. Но все же кое-что не сходилось: очки и круглую шляпу вместе он не носил.
Эмброуз просмотрел свои записи.
— И затем вы сели на лондонский поезд и заехали к Гастингсу в Сен-Джонс Вуд?
— Откуда, черт побери, вы это знаете?
Сержант-детектив рассмеялся:
— Я уже разговаривал с Гастингсом, мистер Финмер. И должен сказать, что именно этот разговор заставил меня засомневаться в вашей причастности к убийству. Думаю вы и сами прекрасно понимаете, что факт вашего присутствия рядом с Хаттоном буквально перед самой его смертью ставит вас в чрезвычайно сомнительное положение. Но как только мне стало известно, что вы поехали к художнику и рассказали ему обо всем — даже упомянув нож, который следствие рассматривало как орудие убийства, — я сразу понял, что ваши действия никак не совпадают с поведением преступника. Я очень признателен вам за все предоставленные сведения и уверяю вас, что вы поступили абсолютно правильно, решив все мне рассказать. Теперь я должен составить из вашего рассказа заявление, чтобы вы смогли его подписать. Но прежде есть еще кое-что, о чем бы мне хотелось вас попросить, — в наших общих интересах.
— Что?
— Хочу, чтобы вы вернулись со мной в Англию, мистер Финмер. Как можно скорее. Да, сэр, — перебил Эмброуз хотевшего было запротестовать Финмера, — это будет самым мудрым решением. Необходимо, чтобы вы дали показания на ранее перенесенном дознании (для начала). Но более того, сам факт вашего скорого возвращения домой сразу после известия о вашей причастности к делу вместо суетливых пряток за границей выгодно представит вас в глазах всех сомневающихся в вашей невиновности. Поверьте мне, сэр, это лучшее, что вы можете сделать.
До приходящего в себя Финмера стала понемногу доходить рациональность предложения сержанта-детектива. Он достал из кармана трубку и начал медленно ее набивать.
— Когда вы хотите ехать?
— Сегодня, сэр. Как раз скоро отходит поезд до Парижа — в 12:45.