Я ещё раз бросил взгляд на пятнистую корову и вошёл в дом. Дверь я оставил полуоткрытой, будучи уверен, что таким образом вовремя услышу звук подъезжающей машины, чтобы быстренько спуститься вниз, в прихожую, и сказать, что дверь была открыта и я всего только минуту назад заглянул в дом посмотреть, есть ли кто.
Взбежав на второй этаж, я нашёл там три комнаты. Двери в две из них были открытыми; то были всего лишь самые обыкновенные спальни, а потому я сразу прошёл к закрытой двери. Толкнув её, я убедился, что она не заперта.
Нет, Рэнди не наврал и даже не преувеличил. Был там и проволочный самописец в углу, наверху мебельной горки с раскрытыми отделениями, полными катушек проволоки. Было там и зеркало в полный рост шириной четыре фута на стене, в то время как противоположная стена была почти совершенно скрыта за тремя стоявшими бок о бок платяными шкафами. Был там и гримёрный столик с креслом перед ним, а полки над ним были сплошь уставлены коробочками, баночками и флаконами.
Я открыл один из платяных шкафов и увидел добрую дюжину костюмов — римскую тунику для плеча Цезаря или Брута, мантию, могущую послужить Отелло, чёрную альмавиву… Полка поверх вешалок вмещала головные уборы под стать костюмам — корону, шлем из папье-маше, цилиндр и всё такое прочее. Я по очереди раскрыл и два других шкафа, желая бросить взгляд на их содержимое, и нашёл его мало отличающимся от увиденного в первом. Всего там находилось около тридцати костюмов. Не исключено, что психолог, располагая временем на то, чтобы сделать им смотр, мог бы составить описание личности Стивена Эмори на основании выбора им театральных ролей, но я не был психологом и не располагал временем.
Итак, рассказ Рэнди подтвердился. Я быстро отбросил вероятность, вполне, должен сказать, слабую, что и костюмы и само хобби принадлежали не Эмори, но самому Рэнди, прикинув несколько костюмов перед зеркалом к себе самому. Все они были пошиты на человека меньше моего роста. Рэнди был выше меня.
Я был бы не прочь проиграть парочку катушек на самописце, но не мог решиться потратить на это время. Я вернулся вниз и, бросив предварительно взгляд наружу из окна — увериться, что кроме коровы по ту сторону дороги, никто не наблюдает за домом, — вышел на крыльцо и притворил за собой дверь.
Я обошёл дом, желая убедиться, что на дверях мастерской висит замок. Он был на месте. Окажись обратное, я вошёл бы внутрь проверить, нет ли там Эмори, а если бы его там не оказалось, то немного осмотрелся бы внутри.
А так я поехал обратно в город. Всё было путём; что-либо предпринимать у меня не было нужды — и возможности — вплоть до девяти вечера, кроме как назначить свидание Молли Кингмэн на следующий раз, когда вновь смогу с ней увидеться — это значит, как куплю какое-нибудь передвижное средство о четырёх колёсах и через недельку приеду к ней в Тремонт. Планировать далее того я не решился. На счету у меня имелось достаточно, чтобы оплатить покупку машину, а уж дальше!.. Зато на эту-то неделю я всё должен утрясти, перед тем как покинуть Тремонт — то есть, сегодня до вечера.
Сто миль — это большое расстояние, если вам предстоит мотаться по железной дороге; в автомобиле же, даже меньшем, чем «кадиллак», мне придётся тратить на это каждый день менее трёх часов.
Я поставил машину перед гостиницей; не позвонить ли было Молли немедленно? Нет, сказал я себе — сейчас лишь полдень. Поскольку разбирательство назначено на вторую половину дня, Кингмэн может оказаться дома, чтобы вкусить второй завтрак. Шериф не упомянул, на какое именно время после полудня назначено разбирательство, но к двум-то он в любом случае покинет дом, и будет отсутствовать всю вторую половину дня.
Затем я подумал, не позавтракать ли мне с миссис Бемисс, но отказался и от этой мысли. Ведь я, скорее всего, и так поужинаю с ней вечером.
Я вошёл в вестибюль гостиницы; в моём ящике оказалось письмо, что меня удивило, поскольку ничего и ни от кого я не ждал. На конверте я узнал почерк дядюшки Эма, похожий на карябанье куриной лапы, когда Торговая Палата протянул его мне, и подивился, что бы такое могло случиться, что дядюшка вдруг взял и написал письмо.
Накарябано было на клочке писчей бумаги, которой у нас хватало в служебной комнате агентства: оперативникам иногда приходится писать отчёты. Текст был кратким: