— А ведь верно. Ты имеешь в виду, что собака не выполняла приказы Бака — то есть, Рэнди, — когда Рэнди пытался натравить её на тебя, а потом — взять твой след. Да, а ещё ты проделал ловкий трюк с фонариком: пустил его плыть на доске.
— Спасибо. Именно это я и имел в виду, говоря о собаке. Это была одна из тех вещей, что навели меня на верный путь, после того как я нашёл Эмори мёртвым. Ни о чём таком я, когда вы ещё гнались за мной, и понятия не имел. Но мы отклонились. В общем, Бак в обувке Рэнди, а Рэнди в обувке Бака. И всё хорошо, поскольку он притаился в жилище Бака и ему не грозит быть поджаренным за убийство или за побег. Но вдруг, незадолго до девяти, он заметил в своём плане изъян.
— И что это было?
— Нужно было на кого-то всё свалить. Все эти трупы вокруг — целых три штуки, хотя Рэнди убил всего лишь одного, — должны были возбудить чертовски дотошное расследование. То, что он поменялся местами с Баком, в обычном случае вряд ли бы когда-либо вскрылось. Вопреки некоторой разнице в возрасте они так походили один на другого, что перемена одежды, да ещё эти усы… Вы ведь ни на секунду не усомнились, что перед вами не тот человек, а?
— Теперь-то, когда ты об этом сказал, я вспоминаю некоторые странности с Баком… то есть, с Рэнди. Но тогда я не придал тому значения.
— То-то и оно. Однако же при длительном, пристальном разбирательстве по поводу этих трёх убийств такой маскарад невозможно будет долго продолжать. Протянуть с ним удастся только до тех пор, пока не выплывут все обстоятельства. Так что ему нужен был кто-то, чтобы всё на него свалить и дело поскорее бы закрывали. А Рэнди было известно, что вы и так уже подозреваете меня; знал он и то, что к девяти вечера я прибуду к Эмори на назначенную встречу. Так что он всего-навсего подстерёг меня у Эмори, в тёмной передней, и оглушил. Затем он сунул мне в карман нож для разрезания бумаги, измазал меня в крови и оставил снаружи приходить в себя. А затем… Скажите, шериф, как случилось, что вы с Эклундом оказались там?
— Он и тут постарался, — ответил Кингмэн. — Примерно в восемь позвонил мне в контору, назвался Рэнди Барнеттом и сказал, что если я приеду туда к половине десятого, он сообщит мне, что случилось с Фоули Армстронгом. А приезжать заранее не велел.
Мне только и оставалось покачать головой.
— Уж он потрудился в эти часы, — сказал я. — И почти что всё устроил! Если бы вы застрелили меня при задержании, как он сильно надеялся, у него не осталось бы забот. Но, хвала Господу, этого не случилось.
— И я сам, — добавил Кингмэн, — предоставил ему вторую возможность, когда мы остановились у дома Бака, полагая, что Рэнди мёртв и мы разговариваем с его братом. Ведь он не в шутку собирался пристрелить тебя из своего дробовика.
— Вот почему мне пришлось дать дёру. А где «кадиллак», кстати говоря?
— Стоит у моей конторы. Пойдём; я его тебе верну. Но не вздумай отлучаться, пока я не отзову поисковиков и полицию штата, а то далеко ты на нём не уедешь. И вот что, Хантер. Мне чертовски неловко от всего этого. Пожмём руки?
Мы пожали руки, и даже все мои пальцы остались на месте.
Некоторое время спустя я стоял на перроне: поезд в час двадцать подходил в час двадцать шесть. Вышедший из вагона дядюшка Эм недоумённо уставился на меня.
— Что за чёрт, малыш? Я думал, ты под арестом.
Усмехнувшись, я ответствовал:
— То было три часа назад. Два часа назад я сбежал, и меня ловили с ищейками по всей округе. А теперь я — герой Тремонта. Могу даже разгуливать по улице, не опасаясь получить пулю.
Дядюшка Эм внимательно на меня посмотрел.
— Малыш, тебе как будто здорово досталось. Не выпить ли нам для бодрости?
— Каролина только того и ждёт. Она не пришла со мной, чтобы тебя встретить, поскольку ей надо было писать основной репортаж. Но ещё час, и газета будет подписана в печать. И она предупредила, что если мы уедем, не пригласив её на выпивку, она приедет в Чикаго и пристрелит нас обоих.