Было похоже, что легковые и грузовики не спешат останавливаться: шел 1938 год, и британские автомобилисты постоянно испытывали страх перед угонщиками. Но в конце концов большой восьмиколесный грузовик внезапно затормозил на призыв Кадогана, и он забрался в кабину. Водитель оказался огромным неразговорчивым мужчиной с красными, усталыми от долгой ночной дороги глазами.
– Старому моряку[12] удавалось это лучше, чем мне, – заметил весело Кадоган, когда они тронулись с места. – Ему в конце концов повезло остановить одного из трех.
– Я читал о нем в школе, – после довольно долгого раздумья ответил водитель. – «А слизких тварей миллион живет, а с ними я». И это называют поэзией! – с этими словами он пренебрежительно сплюнул в окно.
Несколько ошарашенный, Кадоган не ответил. Они сидели молча, пока грузовик трясся по окрестностям Дидкота и наконец выехал на открытую местность. Прошло около десяти минут.
– Книги, – произнес водитель. – Я большой любитель чтения. Да. Не поэзии. Любовные романы и книжки про убийства. Я был записан в одну, – он тяжело вздохнул, с огромным усилием его мозг произвел и выдал наконец, – «библиотеку на колесах». – Он мрачно задумался. – Но сейчас они мне надоели. Я уже прочел все, что было в них стоящего.
– Вы переросли их?
– На днях, однако, попалась одна стоящая: «Любовник леди как-то-там»[13]. Вот это да, доложу я вам! – с этими словами он хлопнул себя по ляжкам и двусмысленно фыркнул.
Кадоган, несколько удивленный такой начитанностью, опять не нашелся с ответом. Они все ехали, фары машины выхватывали из темноты математически правильные участки пролетающих мимо изгородей по обеим сторонам дороги. Вдруг кролик, ослепленный ярким светом, уселся посреди дороги, уставившись на них, и сидел так долго, что чуть не попал под колеса.
После долгого молчания, может быть через четверть часа, Кадоган произнес с некоторым усилием:
– Черт подери, что за путешествие пришлось мне проделать из Лондона. Очень медленный поезд. Останавливался у каждого телеграфного столба, как кобель.
На это водитель после основательного раздумья начал смеяться. Он смеялся так безудержно и долго, что Кадоган испугался, как бы он не потерял контроль над своим средством передвижения. Но, к счастью, прежде чем это случилось, они оказались на хедингтонской кольцевой развязке и остановились, пронзительно заскрежетав тормозами.
– Должен ссадить вас д-десь, – сказал водитель, все еще сотрясаясь всем телом от беззвучного смеха. – Мне в город не надо. Спуститесь вниз по тому х-холму, и сию минуту будете в Оксфорде, глазом не моргнуть.
– Спасибо, – ответил Кадоган, выкарабкиваясь из машины на дорогу, – спасибо большое. И спокойной вам ночи!
– Спокойной ночи! – отозвался водитель. – Как кобель! Ну надо же! Это здорово, доложу я вам! – С этими словами он завел мотор, который взревел со звуком, напоминающим трубный клич слона, крушащего дерево, и уехал, громко хохоча.
Перекресток с редкими огнями показался очень пустынным после того, как затих звук удаляющегося грузовика. Кадоган вдруг осознал, что не знает, где будет спать в эту ночь. В гостиницах наверняка никого нет, кроме ночных портье, а колледжи закрыты. Внезапная мысль вызвала улыбку на его лице. Все это не имеет никакого значения в Оксфорде. Ему стоит только перелезть через стену своего колледжа (что он неоднократно проделывал в былые годы, бог свидетель) и улечься спать на кушетку в чьей-нибудь гостиной. Никто не обратит на это никакого внимания, владелец гостиной не удивится и не рассердится. Оксфорд – единственное место в Европе, где можно вести себя сколь угодно эксцентрично и при этом не вызвать никакого интереса или всплеска эмоций у окружающих. «В каком еще городе, – спросил сам себя Кадоган, припоминая свои студенческие годы, – ты можешь в полночь обратиться к полицейскому с рассуждениями об эпистемологии, не вызвав у того ни возмущения, ни подозрительности?»
Он отправился в путь, пройдя мимо магазинов, мимо кинотеатра, перейдя дорогу по светофору, и дальше вниз по длинному извилистому спуску. Сквозь просветы в деревьях стали проступать очертания Оксфорда – в этом неярком лунном свете выплывал подводный город, его башни и шпили вставали как призраки, как памятники затерянной Атлантиды, «что спит на дне морском». Крошечный желтый огонек сверкнул на несколько секунд, помигал и погас. В неподвижном воздухе его ухо едва уловило одинокий удар колокола, пробившего час ночи. За ним последовали удары других колоколов, отзвуки которых сливались на мгновение в призрачный аккорд, словно звонили колокола затонувшего собора из бретонского мифа[14], на мгновение поколебленные течениями глубоких зеленых вод, и затем наступила тишина. Ощутив неясный прилив радости, он ускорил шаги, тихонько напевая. Голова была свободна от всяких мыслей: он лишь смотрел по сторонам и любовался тем, что видел. В пригороде Оксфорда Кадоган немного растерялся и потратил несколько минут на то, чтобы опять выйти на правильную дорогу. Куда он попал: на Иффли-роуд или на Каули-роуд? Ему никогда не удавалось удержать в памяти отличие их друг от друга еще в студенческие годы. Не важно, в конце должен был быть Модлин-бридж, а за ним Хай-стрит[15] и, наконец, колледж Сент-Кристоферс, названный так в честь святого Христофора, покровителя путешественников. Он ощутил некоторое разочарование при мысли о том, что его путешествие окончится без особых приключений.
12
«Поэма о старом моряке» С.Т. Кольриджа, опубликованная в совместной книге Кольриджа и У. Вордсворта «Лирические баллады» в 1792 г. Цитата в тексте дана в переводе Н.С. Гумилева. В этой мистической поэме повествуется о мореходе, который, убив альбатроса, обрек товарищей на гибель, а себя на скитания по волнам. Очутившись на суше после долгих мытарств, он пытается рассказать прохожим о том, что с ним случилось. Только юноша, спешивший на свадьбу, остановился и выслушал его («Старик моряк, он одного из трех сдержал рукой»).
14
Имеется в виду фортепьянное произведение К. Дебюсси из цикла «Двенадцать фортепьянных прелюдий» (1910–1913). Одна из этих прелюдий называлась «Затонувший собор». Она воплощает сюжет популярной бретонской легенды о затонувшем соборе, скрытом в морских глубинах. Основная тема прелюдии – тема всплывшего собора – представляет собой величавый хорал: глубокий бас имитирует звон колокола.
15
Иффли-роуд и Каули-роуд – улицы Оксфорда (в 30-е гг. еще его окраина), Хай-стрит – главная улица Оксфорда, Модлин-бридж – мост через реку Чаруэлл, ведущий из центра Оксфорда, от Модлин-колледжа, откуда мост берет свое название, к Плейн – развилке нескольких дорог на тогдашней окраине города.