— Ну да, он, кажется, в отъезде.
— А куда отправился, не знаете?
— Нет.
— Вернемся, однако, к ритуалу, с вашего позволения. Итак, должна ли в нем участвовать женщина? Это предусмотрено в подобных ритуалах?
— Вовсе нет. Я первый раз об этом узнал. Может, по уставу Мемфис… Меня наводит на такую мысль Исида…
— Понятно. Итак, к участию в ритуале было решено привлечь госпожу Ливингстон. Вы с ней знакомы?
— Не имел чести и, добавлю, счастья, поскольку она очень красивая женщина.
— Зато вы хорошо знали ее супруга.
— Я познакомился с ним благодаря Питеру Шоу.
— Где и когда?
— О, кажется, в баре на Пикадилли два-три года назад. А он познакомил нас с Досточтимым Дином, и тот пригласил нас вступить в его исследовательскую ложу.
— Ливингстону с самого начала была уготована роль Хирама?
— Он на нее очень рассчитывал. Мы с ним даже поспорили. И сейчас я об этом жалею.
— О чем именно вы поспорили, мэтр?
— Да так, вам это не очень интересно. Он уверял, что Хирама надо поразить между тремя светильниками. А я говорил, это нужно сделать возле южной колонны.
— Он тогда уже был в переднике восемнадцатого века?
— Погодите, сейчас вспомню… Нет, кажется, он еще не успел его надеть. В общем, в конце концов я уступил, и его поразили меж трех светильников, как он хотел.
— Свечи тогда горели?
— Мы зажигаем их перед каждой церемонией. В соответствии с континентальными обрядами.
— А в английских ритуалах вы ими не пользуетесь?
— Нет.
— Значит, вам пришлось их покупать.
— Досточтимый Дин сам занимался всеми этими вопросами. Прямо напротив здания Великой Ложи есть магазин масонских принадлежностей. И светильники, должно быть, там заказали ко дню открытия ложи.
— Что означают эти три светильника?
— Силу, Мудрость и Красоту.
— Вы женаты, мэтр Куперсмит?
— И не думал.
— Стало быть, и детей у вас нет.
— Естественно. Ваш вопрос не очень деликатен, вам не кажется, сэр Малькольм?
— Кажется, но это важно.
— Не понимаю почему!
— Уважаемый мэтр, я провожу трудное дознание и действую так, как мне нравится!
— Но не с помощью же бестактности!
Адвокат вышел из себя.
— Еще вопрос, — сказал сэр Малькольм, сделав вид, что не заметил, как побагровело лицо собеседника. — Если бы Ливингстона поразили с южной стороны, как вам того хотелось, его тело потом пришлось бы перенести на середину ложи и положить между светильниками?
— Ничего я не знаю и знать не хочу! — гневно вскричал Артур Куперсмит. — Какая разница, где бы его поразили, тут или там!
— Именно это мне и хотелось узнать… Благодарю вас, — сказал сэр Малькольм. — Идемте, Дуглас. Нам здесь больше нечего делать.
И, надевая шляпу, он направился к выходу из адвокатского кабинета. Однако на пороге вдруг повернулся и спросил:
— Ах, только что вспомнил… А этот господин Джон Кертни? Кто он на самом деле?
Артур Куперсмит сперва онемел от удивления. И потом проговорил:
— Кертни? Он наш брат по ложе.
— В день убийства его с вами не было, — заметил старший инспектор.
— Мы вообще редко его видим.
— Чем он занимается?
— Насколько мне известно, он работает по части международной торговли… Больше ничего сказать не могу. Да и человек он скрытный. Но почему вы о нем спрашиваете?
Друзья-сыщики ничего не ответили и откланялись, оставив Куперсмита в полном недоумении.
Глава 14
— Есть хочу! — Это были первые слова, которые произнес Форбс, когда они вышли на улицу.
— Уже? Да ведь сейчас только одиннадцать, и вы к тому же плотно позавтракали…
— От наших с вами дел у меня подводит живот.
— С нами играют, причем нарочно. Тот, кто это делает, должно быть, здорово веселится, хотя лично мне от его проделок совсем не весело. Давайте-ка еще разок проведаем госпожу Ливингстон, если не возражаете.
Дверь им снова открыла горничная, однако на сей раз мадам была дома. Госпожа Ливингстон приняла их в гостиной: она по-прежнему пребывала в глубоком трауре, однако при всем том выглядела довольно элегантно.
— Мадам, извините за очередное вторжение, — несколько смущенно сказал Форбс, — но для нас главное — найти убийцу вашего мужа, не так ли?
— Разумеется. Садитесь, прошу.
— Мадам, — начал сэр Малькольм, — мы потихоньку продвигаемся вперед. Узнали кое-что о главных участниках этой прискорбной истории и, в частности, о самом господине Ливингстоне…
— Значит, вы знаете…
— Что именно, мадам?
— Что наш брак был основан главным образом на дружбе, хотя на самом деле мы не были мужем и женой…
— Да, мадам. Ваш супруг много разъезжал. У него были свои друзья. А у вас…
— Свои. Вот именно.
— Прекрасно! Значит, ваша откровенность поможет нам многое прояснить… Скажите, мадам, какие у вас отношения с господином Бронсоном?
— Управляющим банком мужа?
— С ним самым.
Госпожа Ливингстон вдруг неожиданно весело ответила:
— Он в некотором роде мой личный кассир! Когда мне нужны деньги, я звоню ему в банк, и он передает для меня банкноты.
— А почему вы не обращались за тем же самым к мужу?
— Во-первых, потому что его почти никогда не было дома. А во-вторых, потому что сам он редко занимался такого рода делами…
— Тем не менее банковскими счетами своих собратьев по ложе он все же занимался…
— О, для меня это что-то новенькое! Как и все богатые люди, даже очень богатые, он совершенно не интересовался делами, хоть мало-мальски касавшимися денег!
— А господин Хиклс? Какие у вас с ним отношения?
— Он очень близкий друг мужа и мой тоже. Мы частенько играли в бридж с ним и со старым нашим другом Дином. Вы, верно, подумали, Хиклс — мой любовник! Только не это! Я говорю вам совершенно откровенно, чтобы не сбивать вас с толку…
— А господин Вогэм?.. — поинтересовался сэр Малькольм.
— О да, он совсем другое дело. Майкл влюблен в природу, он поэт…
— Он назвал в вашу честь сорт роз, который вырастил… «Элизабет-Мэри», не так ли?
— Он назвал его не только в мою честь, но и в честь своей матери. Ее зовут Мэри.
— Она в добром здравии?
— Нет, давно умерла, и Майкл хотел таким образом почтить ее память.
— Стало быть, вы с господином Вогэмом олицетворяете союз, который вам хотелось обрести в вашей супружеской жизни…
— Точно подмечено. Вы весьма прозорливы, сэр Малькольм…
Госпожа Ливингстон пронзила его пламенным взглядом. Она и правда была обворожительна!
— Господин Ливингстон знал об этом?
— Разумеется. Я всегда была с ним откровенна. Такова уж моя натура… Да и его тоже — была.
— Вы, верно, страдали от лжи, царившей в ложе…
Госпожа Ливингстон вдруг насторожилась и стала оправлять юбку на коленях.
— Что вы имеете в виду?
— Историю с ликоподием, от которого загорелся передник…
— По-моему, тут они дали маху.
— Что же было на самом деле?
— О, да вы и сами, верно, знаете. Я испугалась. Не ожидала, что пламя вспыхнет так внезапно. В английском уставном ритуале, который я практикую, такие уловки никогда не используются — слишком уж театрально и даже вульгарно. Такие штучки в ходу только там у них, на континенте! Но передник пытались сжечь уже потом, на свече…
— Чтобы уничтожить следы цианида…
— Может быть.
— Кто начал его жечь?
— Не помню.
— Правда?
— Правда. Это, наверно, было уже потом, когда меня отвели в трапезную и принялись успокаивать. Сами понимаете, видеть своими глазами, как умирает муж, — это так жестоко и так странно…
— Понимаю. Вас это, должно быть, здорово потрясло. А вы читали текст ритуала, перед тем как в нем участвовать?
— Джон передал мне все на словах. Майкл нашел манускрипт восемнадцатого века и перевел его. Досточтимый Дин велел напечатать перевод на машинке и снять с него несколько копий. И каждому из нас дали по экземпляру.
— А что стало с самим оригиналом?
— С оригиналом? Досточтимый Дин, конечно, вернул его Майклу, ведь он им очень дорожил. Вот и я, чтобы доставить ему удовольствие, согласилась на роль Вдовы.