Провожая Жизель до двери, Лейла поздравила ее с последней публикацией.
— Комиссар Фушеру дал мне почитать вашу антологию о женской дружбе. Занятный сюжет… А над какой книгой вы сейчас работаете?
— О Колетт. Новые страницы ее жизни… — ответила Жизель загадочным тоном и вышла.
Поглощенная тысячью дел, навалившихся на нее в последующие дни, Лейла позабыла сказать комиссару Фушеру об этом визите.
— Извините, что тороплю вас… — Голос Жизель вернул ее к реальности. — Но семинар продолжится через четверть часа, Мадлен, и уже объявили о прибытии неожиданного гостя.
— Малышка все еще спит?
— Да, но мне не по себе: не пришла мадам Драпье, должно быть, у нее срочное дело…
И тут Лейла услышала ошеломившее ее предложение, значение которого не сразу до нее дошло.
— Ну что ж, — заявил Жан-Пьер Фушеру, — можете уходить. Я останусь за няньку. Инспектор Джемани, встретимся у продавца книг в 18 часов.
Оторопев, Жизель попыталась отговорить его, но он поторопился добавить:
— Согласитесь, мадемуазель Дамбер, что после вас я единственный, кто справится с этой задачей.
Побежденная, она сдалась.
Лейлу вдруг озарило, и она не смогла подавить вспыхнувшую мысль об измене. Мадлен, испытывая смутное беспокойство от возникшей глухой напряженности, которую ощутила, поторопилась выйти, уведя с собой Жизель.
Мужчина остался наедине со своими мыслями.
Глава 13
Пятница, 13-е
Мадлен и Жизель вскоре преодолели крутой подъем на окраине городка, сокращая путь по старой улице Оспис. Когда они проходили мимо ворот, над которыми нависала каморка, где Колетт спала, будучи ребенком, у Жизель Дамбер появилось ощущение, что за ней следят внимательные глаза писательницы.
— Подумать только! — воскликнула Мадлен, показывая на розовый портретный барельеф на сером фасаде дома. Она даже не смогла выйти из машины в день открытия. Это красноречиво свидетельствует о невозможности возвращения в родные края.
Жизель неожиданно пришла в голову мысль об обезоруживающей простоте фразы, выгравированной на пластинке: «Здесь родилась Колетт». В этих нескольких словах заключалась формула наиболее активного фермента ее творчества. Изгнание.
— You can’t go again[5], — тихо проговорила она.
— Простите? — не поняла Мадлен.
— Название одного американского романа, — тотчас объяснила Жизель. — Я не отдавала себе в этом отчета, но к нашей культуре я отношусь как изгнанница.
— Вы давно живете за границей? — поинтересовалась Мадлен.
— Почти пять лет. Анжела там родилась.
— Тогда она маленькая американочка?
— Ее родители — французы, — уточнила Жизель, охваченная непонятной тоской.
А кем будет ее дочь? Она пошла быстрее, пытаясь избавиться от других вопросов.
Молча они свернули направо в конце улицы и вошли во двор замка. Миновав службы и пройдя мимо музея, очутились перед бывшими конюшнями, в которых проходил семинар. Их остановило необычное оживление, превратившее в цирк мирный городок. Тик де Глориан, довольный тем, что к нему перешли обязанности Ришело, явно не поскупился. Этот новичок намеревался преподать урок старейшинам города. Он не только созвал местных журналистов, но и привлек присутствующих представителей парижской прессы. Возвышаясь на подиуме перед лесом микрофонов и камер, он словно объявлял очередной номер. Перевозбужденный, небрежно одетый, в клетчатой рубашке, с редкими и сальными волосами, он заливался соловьем:
— Господа, в Сен-Совере произойдет событие века…
Мадлен наклонилась к Жизель и с иронией проговорила:
— Еще одно? Я полагала, что оно уже состоялось в 1873 году!
— Наш нежданный гость является наикрупнейшим критиком современной прозы… В то же время и писатель, он только что был отмечен призом «Фелина»… — заливался конферансье. — Для нас — трава зеленая, а море синее. Нам сильно повезло, что есть еще люди с его талантом, вынуждающие нас пересмотреть наши взгляды на окружающий мир… И сам я, недавно опубликовавший «Первого Павлина Сен-Совера», построил интригу, взятую из мира животных, лишь затем, чтобы следовать его модели.
— Не знаете, кто это такой, Мадлен? — тихо спросила Жизель.
Учительница отрицательно покачала головой.
— Сегодня впервые он разрушит на ваших глазах старые представления о жизни Колетт. Ибо не была она такой, какой вы ее считали. Покончено со сказкой о счастливом ребенке, хорошей матери, преданной подруге…
— Он не похож на фантазера, — шепнула Мадлен.