— Здесь я начал жить по-новому, — весело ответил он. — С тех пор как здоровье вынудило меня удалиться на свои земли, я немного отстал от парижских норм и, подобно моим предкам, потихоньку готовлюсь к прощальной церемонии.
Комиссар Фушеру расслабился. Он завидовал легкости, с которой тесть определял свое место в жизни.
— Что же это за тягостные обстоятельства, молодой человек, которым я обязан иметь удовольствие видеть вас?
Они пошли по главной аллее парка до реки, снабжавшей водой рвы.
— Не прибегали ли вы к помощи Жюли Брюссо, чтобы заполнить пробел в генеалогии Клермонтейлей?
— А как же, — подтвердил барон. — Эта дама так хорошо поработала, что смогла добраться до 1543 года, чтобы обнаружить в Морване ветвь, считавшуюся угасшей. Представьте себе, владелец соседней вотчины является потомком сира Ла Клер Монтаня, который после предусмотрительных изменений своего социального положения во время революции женился на нашей прапрабабке Клертоннер.
Комиссар ловко перевел разговор на личность архивного работника.
— Весьма находчивая и прилежная особа, — отозвался о ней барон. — Однажды мы пригласили ее провести вечер в Мокомбе, чтобы поблагодарить за успешные розыски. Представьте себе, она посвящала им все уик-энды в течение года…
— У нее не было детей? — поинтересовался представитель закона.
— Ни одного, и это довольно странно. В связи с этим вспоминается один необычный случай. В день ее приезда я скромно перечислил ей все мое потомство — четыре десятка внуков, как вам известно…
Боясь совершить бестактность, говорящий сделал паузу. Но Фушеру постарался оживить жгущее того воспоминание:
— И что же?
— Непонятно почему, но она разволновалась. Несколько секунд слезы душили ее, однако она проявила выдержку великосветской дамы. Я, конечно, не стал задавать ей вопросы, — признался барон, — но, похоже, у этой женщины было сердце матери, пережившей какое-то горе.
— Это подтверждает мои подозрения, — нашелся комиссар. — Хотел бы я знать, та ли она, за кого себя выдавала? И зачем?
— Не могу сказать, но мне кажется, она лишилась своих детей.
— Почему вы так думаете?
— Уходя тем вечером, она шепнула мне на ухо, что завидует тому, как совершенно безнаказанно я проявляю любовь к своим близким. Вы догадываетесь, что кодекс чести не позволил мне поделиться с кем-либо сомнениями на ее счет.
— В Сен-Совере, — продолжил комиссар, — сестры де Малгувер хорошо знали ее; они намекнули на…
— Де Малгувер? — снисходительно прервал его аристократ. — Готов держать пари, что они такие же де Малгувер, как я д’Артаньян.
Выбитый из колеи этой неожиданной новостью, Фушеру почувствовал, как в нем поднимается раздражение.
— Как бы то ни было, эти сестры…
— Они такие же сестры, как я архиепископ… — с многозначительным видом закончил старик.
— Что заставляет вас так думать? — спросил обескураженный комиссар.
— Милейший, у меня есть кузен — или скорее кузен из рода Беатрис, — принадлежащий к ветви Ла Рош Карнейль, переехавший из Перигора в Прованс, понимаете?
Жан-Пьер Фушеру, абсолютно ничего не понимавший, сделал вид, что все понял.
— Так вот, у этого кузена был деревенский дом в Тревузе, в двадцати километрах от Авиньона. Особняк красивый, но не так давно ему пришлось уехать оттуда. Слишком много крыш поблизости… да и отсырел фундамент из-за близости реки…
— Недалеко от Малгувера? — направил Фушеру разговор в прежнее русло.
— Терпение… Малгувер сегодня — лишь название имения в двух шагах от Тревуза… Ни одного потомка по мужской линии с конца прошлого века. Одна из ваших знакомых, Кларисса, я полагаю, является правнучкой Жиля Малгувера, который промотал свое состояние. По словам моего кузена, она незаконно присвоила это имя и обосновалась в уцелевшей части дома вместе с дочерью арендатора фермы. Представьте, какой скандал! Им пришлось убраться из тех мест… и перебраться в Пюизе, где они выдают себя за сестер…
Фушеру вынужден был признаться, что его ввели в заблуждение. Он принял к сведению информацию и продолжил:
— Эти женщины, как я вам сказал, намекнули на ежегодные поездки мадам Брюссо на бретонское побережье.
— Совершенно верно, — подтвердил месье де Клермонтейль. — Кстати, мне припомнилось, что один раз она прислала мне открытку с курорта — единственную за все время, поскольку писать она не любила. Я попросил ее разузнать о семье одной молодой кухарки, которую мы никак не решались нанять на лето. Она дала нам хороший совет, и мы никогда не забудем отменную еду, которую в то лето готовила нам новая повариха.