– Минутку! – прервал его Галан, подняв руку. – Но ведь эта мадемуазель Августин не могла не пускать в музей и обычных людей, так ведь? Широкую публику, так сказать…
Бенколин рассмеялся:
– Мой друг, не такой уж я простофиля, чтобы подумать, будто эти две двери – с улицы, с секретным замком, и со стороны музея – единственные препятствия на пути в клуб. Нет, нет! Чтобы войти внутрь, нужно пройти еще главную дверь в клуб. Она также открывается серебряным ключом, как мне сказали, а затем надо предъявить ключ охраннику. Таким образом, если нет персонального ключа, в клуб войти невозможно.
Галан кивнул. Можно было подумать, будто он слушает историю, которая не имеет к нему ни малейшего отношения.
– Некоторые догадки о роли музея, – продолжал Бенколин, – зародились у меня еще до того, как я попал туда. У нас в полиции, друг мой, работают люди обстоятельные. Существует специальный отдел, поддерживающий контакт с государственным министерством финансов и тремя ведущими банками Франции. Ежемесячно мы получаем списки жителей Парижа, чьи вклады в банках существенно превышают их легальные доходы, и очень часто эта информация рано или поздно оказывается нам полезной. Вчера днем мы обнаружили тело женщины – в последний раз ее видели живой, когда она входила в Музей Августина… Прошу вас, не прикидывайтесь удивленным: было совершено два убийства. Так вот, когда мы об этом узнали, я проверил банковский счет мадемуазель Августин – это наша обычная процедура – и обнаружил, что на нем числится почти миллион франков… Уму непостижимо! Сегодня ночью я понял, откуда взялись эти деньги.
Бенколин вытянул руку, рассматривая свои ногти. Он не смотрел на Галана; зато я смотрел, и мне показалось, что я снова уловил в глубине его глаз выражение самодовольства, злобного торжества, как будто в душе он хохотал, повторяя: «Все равно вам никогда не узнать…» Галан лениво швырнул сигарету в огонь.
– Значит, вы убеждены, что я должен знать эту очаровательную даму?
– А вы все еще это отрицаете?
– Разумеется. Я уже сказал вам, что я всего лишь рядовой член клуба.
– Интересно в таком случае, – с задумчивым видом произнес Бенколин, – почему это она так разволновалась при упоминании вашего имени.
Пальцы Галана нежно пробежали сверху вниз по кошачьей шерстке.
– Есть и еще кое-что, – добавил детектив. – У нас с мадемуазель Августин имела место весьма любопытная беседа: ни я, ни она не называли вещи своими именами, но оба прекрасно понимали, о чем идет речь. Теперь я абсолютно уверен: ее отец не знает, что она использует его музей таким своеобразным способом, и она не хочет, чтобы он об этом узнал. Она даже боится этого – ведь старик так гордится своим заведением, что если узнает обо всем… кто знает, что может случиться. Кроме того, господин Галан, я уверен, что девушка не впервые увидела сегодня ночью мадемуазель Мартель.
– Почему вы так думаете? – Галан чуть повысил голос.
– О, это не вызывает сомнений… Вы же, если я вас правильно понял, утверждаете, что почти не знали мадемуазель Мартель? И мадемуазель Августин вы также не знаете. Боюсь, дело это запутанное. – Он вздохнул.
– Послушайте-ка, – немного хрипло ответил Галан, – все это начинает мне надоедать. Вы среди ночи врываетесь в мой дом, предъявляете мне нелепые обвинения, за которые я мог бы подать на вас в суд… Боже мой! Как я устал!
Он медленно поднялся со стула, сбросив кошку на пол; выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Пора с этим кончать. Или вы уйдете сами, или мне придется вышвырнуть вас из дома. Что касается этого вашего убийства, то могу доказать, что не имею к нему никакого отношения. Я даже не знаю, в какое время оно было совершено…
– Я знаю, – неторопливо вставил Бенколин.
– Да вы попросту блефуете!
– Мой друг, у меня нет ни малейшей необходимости блефовать. Я повторяю, что знаю с точностью почти до секунды, когда было совершено убийство. Существует доказательство, позволяющее мне определить время смерти мадемуазель.