Но она не играла. Мисс Феррис уперлась и с настойчивостью, удивлявшей ее самое, отказывалась отпускать ученицу. Дело дошло до директора. А мистер Клиффордсон придерживался старомодных взглядов. Успехи школьных команд в разных там чемпионатах его мало волновали. Приоритет всех прочих предметов, особенно английского языка, перед физкультурой и спортом для директора был непререкаем. Поэтому он принял сторону мисс Феррис и послал за школьницей Картнелл. Посмотрев ее тетрадь по арифметике, директор отчитал девицу как следует и приказал до пяти выполнить все несделанные задания.
Мисс Камден ничего не оставалось, как подчиниться. Ее команда проиграла со счетом семь — двенадцать, так что шансов пробиться в финал не осталось никаких. Не стоит и говорить, в каком состоянии она пребывала. Это была самолюбивая, ограниченная молодая женщина, жившая успехами своих подопечных и мечтавшая изменить точку зрения директора на спорт. Для нее поражение команды было равносильно трагедии.
А бедная мисс Феррис, расстроенная ссорой, со взвинченными нервами, невыспавшаяся, вдобавок ко всему еще и страдавшая желудком, который до сих пор был не в порядке, в пять отправилась домой пить чай и вернулась в половине седьмого на репетицию в костюмах. Там ее ждали новые неприятности.
Началось того, что Харствуд — он тоже сильно нервничал — первую арию исполнил фальшиво, а вторую и вовсе запорол. Мойра Маллей настолько переволновалась, что играла из рук вон плохо. Не отставала от них и мисс Феррис. Ее выход в конце первого акта оказался полным провалом. Алкеста Бойл была в отчаянии, работавший суфлером мистер Браунинг возмущался, что актеры не слушают его подсказок и путают слова. Дирижер Фредерик Хэмстед посмеивался. Бедная мисс Феррис чуть не плакала, а Мойра рыдала в голос. В перерыве мисс Клиффордсон была холодна с несчастным Харствудом и еще холоднее в конце репетиции, до предела усугубив его страдания. Директор всех успокаивал. Уверял, что на премьере все будет прекрасно. Никто ему не верил. Прогон закончился в девять тридцать, но Алкеста Бойл настаивала, чтобы снова пройти первый акт.
— Мисс Феррис, пожалуйста, послушайте меня. — Ласково улыбаясь, она взяла руку поникшей Катиши. В гриме, который миссис Беротти, бывшая актриса-профессионалка, щедро наложила на ее простоватое, но не такое уж неприятное лицо, та выглядела ужасно. — Свою первую реплику, когда вы только появляетесь на сцене, постарайтесь произнести с нажимом. Чтобы сразу был виден характер. Понимаете?
— Может, вы сами покажете, Алкеста? — спросил улыбающийся Смит, который играл Микадо.
— Да, покажите, пожалуйста, — раздалось несколько голосов.
— Это было бы так любезно с вашей стороны, — пролепетала мисс Феррис, робея перед великолепной Алкестой.
— Тогда уж давайте начнем второй акт, — предложил директор. — Вы будете показывать Катишу, а мы вам все подыграем.
Миссис Беротти, гримерша, бывшая актриса, вышла из-за кулис в зал посмотреть и через некоторое время восхищенно зашептала на ухо Фредерику Хэмстеду:
— Это просто чудесно!
Ария Катиши закончилась под взрыв аплодисментов. Мистер Пул тоже отличился, но все восхищались Алкестой. Она повеселела и велела начинать первый акт.
Выход Келмы Феррис был в самом конце. Она решила посидеть в какой-нибудь пустой классной комнате, сосредоточиться и случайно попала в кабинет рисования. В ее распоряжении был целый час, поэтому она включила свет и принялась рассматривать развешанные по стенам рисунки и картины. Затем ее внимание привлек накрытый тканью предмет на подставке высотой чуть больше метра.
Келма подошла. Ткань не полностью закрывала предмет, было видно, что это лепное изделие. Вообще-то мисс Феррис была не слишком любопытна, но тут ее вдруг одолел необъяснимый интерес. Ей почему-то очень захотелось посмотреть, что же такое спрятано под тканью. Она начала снимать покрывало и, видимо, что-то задела. Скульптура упала на пол и раскололась.
Келма Феррис расплакалась от огорчения. Она, обычно осторожная до чрезвычайности, с трепетом относившаяся к чужому, и вот надо же — такое несчастье. Келма сразу поняла, что работа эта не ученическая, а труд самого мистера Смита. Глиняная статуэтка, видимо, Психеи, готовая к отливке в гипсе. Даже на ее не сильно искушенный в искусстве взгляд, статуэтка выглядела очень красивой. Расстроенная дальше некуда, она поставила поврежденную фигурку на место, выключила свет и вышла в коридор. Затем нашла стул и села неподалеку от сцены в темном углу, ожидая своего выхода, повторяя в уме тексты реплик и арии.