Вот заметил выбежавшего из трапезной служку с покрытым белым полотенцем подносом с едой и нырнул в дом.
— Хорошо разговелся. — Прокурор вытер платком губы.
Вернулся к допросам.
«Рябышкина Татьяна Михайловна… 4 марта 1949…» — ложились каллиграфические буковки и цифры в протокол. «Родилась в Сергиевом Посаде… место работы: послушник Оптиной пустыни…»
Благодаря своему каллиграфическому почерку прокурор продвигался по службе: начальники любили красиво написанные им донесения. А вот когда стали переходить на печатные машинки, рост и затормозился.
«Чего это от одного мужского монастыря в другой побежала?» — чуть не спросил послушницу.
Писал дальше:
«…В монастыре я более трех лет… Работаю диспетчером… 17 апреля… в 23 часа началась пасхальная праздничная служба, которая продолжалась до пяти утра 18 апреля… Я пошла в келью, затем в трапезную. От кельи я шла в сторону звонницы. Там звонили иноки Ферапонт и Трофим. Я послушала… Пошла в трапезную, увидела мужчину, который прятался за сложенными кирпичами…»
— Какой он из себя? Во что одет?
Оптина пустынь. 1993 год
Рябышкина:
— Он в куртке, на голове берет… Я испугалась и скорее в трапезную… Там пробыла минут сорок… Когда выходила, увидела, что со звонницы выносят инока Трофима, а инок Ферапонт лежит…
Прокурор хмыкнул и, желая скорее избавиться от диспетчера (женщины за сорок лет были не в его вкусе), быстро резюмировал:
— Допрос окончен. Время 14.00.
Допрашивал:
«Куприянова Надежда Константиновна… Родилась 11 ноября 1954 года в Москве… Работаю делопроизводителем Оптинского монастыря…»
«Далеко не юная деваха», — снова не порадовался прокурор.
Записывал показания:
«…18 апреля после праздничной службы, где-то в 5 часов 30 минут, я шла в трапезную… Звонили иноки… Из-за кирпичей вышел мужчина и спросил: “Когда будет служба?” Я сказала: “Не знаю”. Он в куртке. На нем кепка… Светлая борода… В руках матерчатая сумка… Я в трапезную, разговелись, пошла спать… Когда ложилась, услышала колокольный звон, а минут через десять начали бить в колокол… Раза три… Но меня это не удивило…»
Допрос закончился в 14.45.
Допросил еще одну далеко не юную даму.
«Соседкина Людмила Владимировна… Родилась 27 апреля 1952 года в Москве… Работает переводчиком в “Интуристе”…»
«С иностранцами небось, — воспылал и в ту же секунду потух прокурор. — Не, после афроамериканца не-а…»
Вписывал в протокол:
«…Проживает в Жуковском Московской области… Видела, как монах держался руками за веревку… В монастыре монахи падают в обморок, и я подумала, что обморок… А потом, когда закричали: “Убили”, подбежала к звоннице… На полу лежали монахи… Заплакала…»
Когда поставил время окончания допроса «16.10», занервничал: все что-то видели, что-то слышали, а кто убивец-то?
Теперь перед прокурором сидела могильная старушка в черном платье.
«…Инокиня Илария… С сентября 1988 года я стала приезжать в Оптинский монастырь, а с 1989 года осталась жить в монастыре постоянно. Зимой, не помню, какое число, находилась в храме. На месте, где по благословению нахожусь, стоял мужчина».
— Какой он из себя?
Гостиница «Интурист» в Москве
Илария:
— Среднего роста. Светловолосый. Одет неопрятно, в бушлате цвета «хаки». Я сказала мужчине, что он стоит на месте, где я должна стоять по благословению. Он не отреагировал на мои слова. Спустя некоторое время он подошел ко мне и сказал, что мне этого не простит. Вид у него был враждебный… угрожающий мне. Я попросила у мужчины прощения и сказала, что на месте, где он стоит, по благословению должны стоять женщины.
— Ну, не тяни жилы, — проныл прокурор, желая услышать что-то важное. — Кто этот тип?
Инокиня:
— Подождите… В пятницу 16 апреля я пришла в храм, положила сумку, прошла помолиться к иконе, когда вернулась, увидела этого мужчину.
— Кто он? — снова спросил с нетерпением.
— Да не спешите, давайте все по порядку. Он сказал: «Опять ты пришла. Встретишься мне — я тебя уничтожу». По его поведению я почувствовала угрозу. Сказала: «Спаси вас Господи». Через час я встретила отца Силуана. У нас за порядком следит… Я сказала, что этот мужчина может что-то совершить в отношении монахов. Больше я этого мужчину не видела.