Пафнутьевский источник
Допрос ничего нового не давал.
— Следующий! — крикнул прокурор.
В коридоре шумели. Мало кому хотелось попасть к прокурору на разговор.
Старший участковый допрашивал в Оптиной пустыни.
— Разиньков Михаил Иванович… — рассказывал длинноволосик, — родился в 1965 году… в Сергиевом Посаде Московской области… Послушник в Оптиной пустыни….
Старший участковый протоколировал рассказ:
«…18 апреля в 5.45 возвращался из скита и у яблоневого сада видел бородача. Ему лет 40. Я спросил: “Что ты здесь делаешь?” — “На дороге лежит камень, и он мешает”… На самом деле лежал камешек. Он ушел. А потом я узнал, что по этой дороге пошел в скит Илий. В монастыре я пробыл минут 15 и вышел в скитские ворота, закрыл их за собой. И пошел в скит. Больше бородача не видел…»
Теперь еще один бородач помимо Карташова замаячил на горизонте, и с этим фактом предстояло разбираться.
Участковый нашел послушника на Пафнутьевском источнике, и здесь же, на деревянном помосте, состоялся разговор.
— Теренин Александр Свердлович… — кутаясь в полотенце и стуча зубами, отвечал послушник: — …родился в 1955-м… в Брянской области… Каменщик… Живу в Оптиной пустыни…
Паломник в купели в Оптиной
В протоколе участковый записал:
«…17 апреля приехал в монастырь на дежурство… Отец Силуан выдал повязки и распределили по объектам… Постоянно находились между храмом Марии Египетской и Введенским собором… В 5 утра сдали повязки… Пошли в храм, там пробыли до полшестого… Потом в склад… Услышал раздирающий крик. Подбежал к помосту. На нем лежали отец Ферапонт и отец Трофим. На мой вопрос: “Что случилось?” никто вразумительно ничего не ответил. Кинулся на вахту звонить в милицию и в “скорую”… Потом к наместнику. По дороге увидел отца Василия. Он лежал на спине. Побелел на глазах… Тут сбежалось народу, и началась неразбериха…»
Уголовное дело росло. Зато любому проверяющему можно было замазать глаза огромной бумажной, проведенной за два дня работой.
Прокурор-криминалист Грищенко сидела в кабинете в облаке дыма. Галстук с рубашки свис, верхняя пуговица расстегнута. Копну волос как придавило. Она курила и перебирала бумаги. Сбоку от нее согнулся на стуле некто кучерявый и, кашляя, листал «Независимую газету»:
— Вы читали, в Сухуми схватили российского лейтенанта. Шпионил. Собирал разведданные у грузин. Интересно, отдадут ли его нашим или нет?
— Угу, — произнесла Грищенко, занятая своим делом, не обращая внимания на кашель кучерявого.
Кучерявый развернул другую газету:
Психбольница в Ленинграде
— В Бадахшане границу в районе Московского пограничного отряда перешла банда. Идут бои с применением артиллерии. Надо же, только из Афганистана слиняли, а солдатикам опять достается…
— Угу…
В кабинет завели Карташова.
БОМЖ сморщился: даже он так не курил и застыл в двери. При виде Грищенко шапка у него в руках задрожала, вспомнился последний допрос.
Грищенко оторвалась от бумаг:
— Так, политинформацию заканчиваем…
Кучерявый спрятал газеты.
Грищенко пристально смотрела на БОМЖа:
— Корячиться будешь или чистую правду, и только правду. Как на духу, — произнесла и показала на кучерявого соседа: — Это твой адвокат. Москвин…
— Абрам Абрамович. — Адвокат привстал и снова сел.
На лице Карташова мелькнула улыбка, он присел к столу, сжимая пальцы рук и приглушая дрожь.
— Слушай меня внимательно, — заговорила Грищенко, не вынимая изо рта папиросы. — Ты подозреваешься в совершении убийства трех монахов… Преступление предусмотрено статьей 102 Уголовного кодекса РСФСР…
Карташов вздрогнул.
— Ну а теперь давай рассказывай, как дошел до жизни такой…
— Я вчера все рассказал…
— Если будет как вчера, пеняй на себя…
Сапоги Карташова застучали по полу дробью.
— Будем волынку тянуть?..
Грищенко подождала, пока БОМЖ успокоился, и с его слов записывала:
«С монастырем Оптина пустынь знаком с августа 1992 года. Приезжал сюда устраиваться на работу, но меня на постоянную не взяли. В Оптиной пустыни я постоянно жил. Ездил-паломничал по другим монастырям. Церквям. В Бога я верю с детства. Родители также были верующие».