Обошли монастырскую стену.
Грищенко:
— «…примерно в 50 метрах от угловой юго-восточной башни… на внешней стене ограждения монастыря на высоте 1,80 метра от земли на побелке ограды имеются два продольных следа-полоски…»
— Прыгал здесь…
Грищенко:
— «Кроме этого внизу на земле имеется еще след обуви…»
Выдернула фотоаппарат из-за спины и сфграфировала.
4. В бане. Опознание по двум пускам
Когда прокурор-криминалист и следователь с понятыми вернулись в монастырь, в калитке их ждал игумен Мелхиседек.
— Какие новости? — спросила Грищенко.
— Пока никаких, — сказал игумен и подал листок: — Список убиенных…
Грищенко забрала листок и спросила:
— А где остальные?
Игумен:
— Инок Трофим в бане…
— А где баня?
— Здесь, в монастыре…
— Коллега, — Грищенко обратилась к Мортынову, — не будем даром терять время. Вы с собачкой поработайте с кепочкой, а мы продолжим осмотр… Вещдоки с собой заберите, потом привезете. А мой «сундучок» оставьте, их ребятки понесут. Да? — глянула на понятых.
— Да-да, — хором ответили абхаз и москвич.
И чуть не подрались из-за чемоданчика.
Следователь Мортынов с пакетом вещдоков, портфельчиком и кепкой поспешил к кинологу.
Грищенко с понятыми за игуменом пошла к монастырской бане.
Дверь в баню отомкнул Мелхиседек:
— Входите…
Прокурор-криминалист понятым:
— Закрывайте носы…
Знала трупные запахи в закрытом помещении.
— Время 12 часов 7 минут… — заметила Грищенко, когда зашли в моечное отделение.
Снова устроила на руке папку, сменила лист, записывала:
— «…в банном помещении на лавке лежит труп инока Трофима… Нижняя челюсть подвязана белыми платками с темными рисунками… Труп лежит на спине… На трупе одето: бушлат темного цвета… — Приседала, раздевала. — Под ним ряса… испачканы кровью. Сапоги кирзовые… — Доставала линейку, мерила. — На бушлате со стороны спины имеется повреждение ткани… длиной около 4 см с ровными краями… На рясе на этом же уровне имеется аналогичное повреждение ткани…»
«Сзади били», — окончательно помрачнели понятые.
Мелхиседек молился.
Прокурор:
— «…Туловище и одежда испачканы кровью вниз от повреждения…»
Тем временем в монастыре около УАЗа происходило завораживающее действо. Сержант-кинолог забрал у затолканных на заднее сиденье мужичков головные уборы, снял мохнатую шапку с бородача, разложил на пустырьке рядком.
Взял у следователя Мортынова вельветовую кепку, поднес к носу собачки:
— Марк, нюхай…
И пустил собачку на пустырек:
— Искать!
Овчарка походила-походила и… отошла в сторону. Кинолог занервничал. Снова потыкал в нос собаке кепкой. Марк пошел, походил-походил, вернулся и сел около мохнатой шапки.
— …«по счету», — записал в блокнотик кинолог.
Оперок подскочил и от радости захлопал в ладоши.
— Чего это с ним?.. — Сидевшие в УАЗе переглянулись.
А хозяин мохнатки задергался.
Догадался, к чему все идет, и дернулся, подумывая бежать, но вряд ли мог скрыться в наручниках, и только бледнел.
— Чья шапка? — Мортынов поднял шапку.
— Моя, — глухо произнес бородач.
— Фамилия?
— Карташов, — ответил бородач, теряя голос.
— Имя, отчество…
— Александр Иванович, — произнес еле слышно.
Кинолог записал: «Карташов…»
В ворота монастыря въехали «жигули».
Ворота монастыря
Из них выскочил кинолог-лейтенант с похожей на волкодава собакой.
— На подмогу, — сказал Мортынов сержанту-кинологу.
Лейтенант вальяжной походкой подошел к сержанту:
— Ну что, собачку пускали? — спросил и скомандовал волкодаву: — Рекс, сидеть!
Теперь на пустырьке, как перед расстрелом, стояли пятеро мужиков и среди них бородач в бушлате. В стороне, словно ожидая чего-то, покачивались милиционеры с автоматами.
Когда кинолог-лейтенант дал понюхать Рексу кепку из вельвета, потом скомандовал: «Искать!» и пустил овчарку на людей, пес походил-походил между замершими бедолагами и — никого не отметил. И только со второго пуска остановился и сел около бородача.
Тот закачался.
— Фамилия? — снова спросил Мортынов.
— Карташов… — прошелестел голос того.
Мортынов подошел к бородачу. Пригляделся к бурым пятнам на бушлате.