— Отец! Отец! — говорил Себастьян. — Я знал, что ты мой отец. Забери меня отсюда. Я ни в чем не виноват. Не убивал я Феликса. Зачем он мне сдался? Помоги мне, отец!
— Держись, Себа! — отвечал взволнованный бас Генриха. — Отец Иеремия вытащит тебя отсюда. Всё будет хорошо.
Отец Иеремия с надеждой перекрестился и помолился о спасении Себастьяна Богородице.
— Ну, вы там, пора уже, — Бауэр заглянул в дверь каморки и обратился к кузнецу. — Надо последить за местом убийства. Ничто не должно быть тронуто до приезда следователя. Хотя, похоже, убийца давно мог все следы замести. И даже унести орудие убийства. А отвечать потом кому? Мне, конечно! А что я один могу, если помощники все ленивы и беспринципны. Рудольф, ох, Рудольф, какой негодяй! Чтоб я его еще хоть из одной передряги вытянул! Ведь посылал к нему с обедом. Неужели потерпеть не мог? Идите-идите, Генрих. И будьте осторожны. Преступник, скорее всего, ночью появится и захочет замести следы. Не ложитесь, будьте наготове. Только проявляя бдительность, будучи внимательными, мы можем помочь Себастьяну.
Кузнец послушно кивал головой. Иоганну показалось, что он хочет спросить разрешения остаться у Себы, но Генрих сказал только:
— Положитесь на меня, господин Вальтер! Если убийца появится, живым не уйдет, зверюга! Будет знать, как Себу подставлять.
И ушёл.
— Все беды из-за этого мерзавца Феликса. — закрывая засов, огорченно сказал жандарм. — Столько порядочных людей из-за него страдает. Если бы не вел себя, как развратник и отъявленный негодяй, всё было бы хорошо.
— Феликс наверняка спровоцировал преступника. И своим характером тоже, — мягко сказал отец Иеремия. — Но все-таки: de mortuis nihil nisi bene.
— О мертвых, как и о живых, ни хорошо, ни плохо, а только правду, — возразил жандарм. — Так что вы мне можете рассказать? Много узнали?
— Нет, не много, а главное, то, что говорит один противоречит словам другого, трудно вызнать правду. Но я хотя бы раздобыл почерка тех, кто был знаком с Феликсом, — произнес священник, доставая из рукава сутаны свернутые в трубочку листы бумаги. — Ни один почерк не совпал с тем, что на записке к Себастьяну. Правда, мне не удалось раздобыть почерка Альфонса Габриэля, Йоахима и живущего среди чужаков мадьяра. Но у бродяги нет правой руки, он не может писать; Йоахим безграмотный; мне представляется, что самый подозрительный — это мадьяр.
— Почему вы думаете на мадьяра? — мельком спросил жандарм, сосредоточенно разглядывая лежащие перед ним листы.
— Мадьяр дик, нелюдим, держится даже среди чужаков особняком, все его боятся, сегодня шел по лесу вслед за мальчиками с большим охотничьим ножом. Что он делает среди чужаков, которые поклоняются идолу, неясно, но ходит он, говорят, всегда в одиночку. И еще: у Анны недавно погибла собака, ее отравили, кому это могло понадобиться, кроме того, кто хочет уходить из дома в любое время незамеченным? Возможно, мадьяр фанатичен, и тогда убил Феликса за то, что тот ушел из секты.
— Да! И Мария говорит, что видела в лесу, как он вертел в руках убитую ворону, — некстати встрял в разговор Иоганн.
— Причем тут ворона? — удивился жандарм.
— В округе кто-то убивает ворон, — сообщил отец Иеремия. — Думаю, это как-то связано с культом чужаков. Да, так вот, если допросить мадьяра — правда, он не говорит по-нашему, но все понимает, так вот, я думаю, он сможет нам рассказать многое об убийстве. И еще: он наотрез отказался предоставить свой почерк.
— Мне приходилось бывать у чужаков, — сказал Бауэр. — Проверял, что это за странные люди маячат вокруг деревни. Мадьяр, надо сказать, и мне очень не понравился. Выглядит просто дико. Представляете, с ножом на кабана ходит. Хотя не думаю, что он убийца. Скорее уж Альфонс Габриэль. Бродяга ведь тоже не оставил образца почерка, и он наверняка знал об отъезде кузнеца, Себастьяна он давно использует в своих целях, портит мальчишку, вполне мог его подставить, построив убийство так, чтобы подумали на подмастерье. А зная о его дружбе с мальчиком, мало кто заподозрит бродягу в убийстве. Где он был, когда всё случилось?
— Я с ним еще не разговаривал, — уклончиво отозвался отец Иеремия. — Есть у меня подозрение, что он взял деньги Феликса, но, возможно, он подоспел к месту убийства раньше остальных и не вынес такого искушения — украл деньги. Правда, Феликс к этому моменту был уже мертв, это нельзя исключать. Нина и Рудольф видели бродягу за забором кузницы, но не помнят, был он там с самого начала или появился позже. Тем не менее, не думаю, что он преступник. Франц разговаривал с бродягой перед самым убийством. И Альфонс Габриэль не вел себя, как человек, который идет на преступление. Он не прятался, вел себя открыто.
— Что вы знаете о том, как ведет себя бандит перед убийством? — нахмурил лоб Бауэр. — Все это очень интересно. Но ничуть не доказательно. Похоже, все-таки, прав я, а не вы. Это, действительно, самое элементарное вульгарное ограбление. За что еще можно убить человека в деревне? Только в случае семейной ссоры или грабежа. А это что? — жандарм взял в руки очередной лист бумаги и неожиданно громко и звучно расхохотался. — Simulatio Vulgaris. Что это за диагноз? Доктор написал?
— Да, — подтвердил священник. — Филипп считает, что мать Феликса не так больна, какой представляется. И есть мнение, что убийство произошло из мести его отцу. Но, возможно, и в связи с городскими какими-то делами Феликса. Причин, в самом деле, может быть великое множество. Далеко не только ограбление. Меня смутило поведение доктора Филиппа, который перевернул бочку воды, тем самым размыв все следы около места убийства. Кроме того, Феликс интересовался бумагами лесника. Это что-то старинное, написано на латыни. Но, кажется, он так и не сумел раздобыть то, что искал. Эта история не так проста, как кажется. И чем дальше, тем больше в ней запутанных узлов. Например, мы точно установили, что Феликса не могли убить алебардой. Только если он лежал и не защищался. На горле две горизонтальные раны.
— Ну, вы прямо специалист по патологоанатомии, — ухмыльнулся Бауэр. — Две раны, говорите? Это интересно. Кстати, Филипп должен был принести мне экспертизу после вскрытия, но почему-то не принес. Впрочем, до завтра это ждет.
— Франц сказал, что доктор, как только привез тело в хладную, пошел и напился, так что лежит в бесчувствии. Какая уж там экспертиза?
— Мдааааа, — протянул Бауэр. — И как с такими работниками можно что-то сделать?
— Убийства у нас не каждый день случаются, — заметил отец Иеремия.
— Но второе за год — не так уж это и мало, — огорченно добавил Бауэр. — Мне нужен помощник, но в управлении считают, что деревне и одного жандарма достаточно. В стране неспокойно. Стягивают все силы в город. Что вы еще узнали?
— Пока ничего, — сказал священник. — Постараюсь записать всё к приезду следователя. Может быть, в голове сведения улягутся и Господь вразумит меня, в каком направлении следует искать дальше.
— Дядя? — вопросительно потянул Иоганн отца Иеремию за рукав сутаны. — А Герта?
— Что — Герта? — засмеялся Бауэр. — Ты подозреваешь в убийстве Феликса столетнюю старуху?
— Нет-нет, — заверил жандарма священник. — К ней заходил доктор. Это было примерно во время убийства. Зажал ей зачем-то рот. Она сопротивлялась и сумела сорвать с его пояса ключ.
Жандарм потер лоб.
— Это уже странно. Может быть, вы и правы. Слишком много совпадений. Но каким образом тут может быть замешан доктор? Ладно, я зайду к старухе, если будет не слишком поздно. А сейчас, мне кажется, мы должны отправиться в дом родителей Феликса и поговорить со слугами — не пропало ли что в хозяйстве? Да и слуги — все ли на месте? Я думаю, нам удастся найти какие-то следы там. Пойдете со мной?
— А как же Себастьян?
— Да, вроде, страсти улеглись… Дом Феликса не так уж далеко, обернемся быстро, никто и не заметит нашего отсутствия. К тому же почти стемнело. Преступник может сейчас вертеться около места преступления. Они часто на него возвращаются к ночи, чтобы скрыть улики. Запрём кутузку, и быстро сходим. Втроем скоро управимся.