— Так две мили — это и будет Аасвальде! — воскликнул Иоганн. — Это целых пятнадцать километров. А потом еще столько же обратно. Дядя, вы не сможете столько пройти! Зачем нам туда? Проще взять лошадь.
— Да ведь на камне указаны не немецкие мили, — ответил священник. — а латинские. И получается не пятнадцать километров, а меньше трех. Римляне, проложившие здесь дорогу, поставили мильный камень, который как и положено, обозначал расстояние до ближайшего населенного пункта. И этим населенным пунктом был не Аасвальде, а Рабеншлюхт.
— Рабеншлюхт ведь здесь…
— А в прежние времена находился на той стороне реки. В двух римских милях отсюда. О том, что деревня переехала на другой берег в незапамятные времена, нам поведал сегодня учитель Рудольф. Как-то раньше я особо об этом и не задумывался. А теперь понял: и предки лесника, и Бауэр совершили при поисках клада одну и ту же ошибку. Они не учли, что местоположение деревни с того времени изменилось. И холм к северо-востоку от кладбища — это не от нашего деревенского кладбища, а от того, что на том берегу реки. Только от него ничего давным-давно не осталось. Я не очень надеюсь найти клад, но хочу посмотреть хотя бы на то место, которое все так долго ищут. Ну что пойдем помаленьку дальше, — предложил священник, встал с камня и, кивнув головой мадьяру, отправился дальше.
— Как я догадался, что убийца — господин Вальтер? — продолжил свой рассказ священник. — Это был нелегкий путь размышлений и рассуждений. Слишком много противоречий мне виделось во всём этом деле, слишком много лгали те, кто окружали Феликса — каждый скрывал какую-то свою правду и боялся, что она будет раскрыта. Но с Божией помощью мне удалось восстановить всю цепь событий.
Прежде всего мне попала в руки записка, написанная Феликсом Себастьяну от моего имени. До осмотра места преступления я думал только о ней. Кто ее написал? Зачем? Почему от моего имени? На последний вопрос ответить было легче всего — наверное, Себастьян поверил бы только мне — его все обижали, а священник не станет лгать. Для чего? Вероятно, чтобы выманить его из кузницы, чтобы совершить здесь убийство Феликса. Так мне в то время казалось. Но кто же мог это сделать? Только человек, который знал хорошо, что Себастьян сирота, что он страдает от того, что незаконнорожденный. И убийца был не просто жесток, но отчаянно циничен — он использовал горе невинного паренька себе на руку, а затем и подставил его самого. Короче, написать мог, кто угодно, но я исключил самого Себастьяна — он не стал бы спекулировать на своем горе. При всех этих рассуждениях я допустил одну единственную ошибку: я предположил, что автор записки и убийца — одно и то же лицо. Но в тот момент это казалось таким очевидным!
Я подумал также, что человек, написавший записку, по всей видимости, знал, что Генрих уехал. Иначе он не стал бы ее цеплять к дверной ручке. Ведь тогда ее мог прочитать сам кузнец!
У меня возникла мысль, что раз убийца знал об отсутствии Генриха, не может ли быть убийцей сам кузнец, который не хотел подставлять своего подмастерье, а, возможно, и сына, и отослал его подальше на время совершения преступления. Это, однако, мне казалось маловероятным. Зачем бы Генриху убивать кого-то на территории собственного двора? Впрочем, совсем исключать такую возможность не стоило. В любом случае, это был или кузнец, или кто-то из ближайшего его окружения, в крайнем случае, чужой, но тщательно приготовившийся. Пока что круг подозреваемых был слишком широк.
Затем я подумал: почему убийство произошло именно в кузнице? Там была назначена встреча с Феликсом. Можно было предположить, что убийца знал о том, что Феликс придет в это время к кузнецу, но уже в разговоре с Себастьяном стало ясно, что это не так: подмастерье сказал, что кузнец недвусмысленно сообщил Феликсу, что его в этот день не будет. Возможно, убийца назначил Феликсу встречу в кузнице потому, что преступление было уже запланировано, а кузница его устраивала тем, что она на отшибе? Место практически идеальное — на значительном расстоянии от деревни. Вполне вероятно, убийца что-то пообещал Феликсу — сказал, что в кузнице сокрыта какая-то тайна, и он ее раскроет ему, но поскольку Феликс был тут убит, значит, это вполне могло оказаться выдумкой — от и до. Тем не менее, что-то в разговоре убийцы и его жертвы было непременно связано с кузницей: ведь еще проще было бы убить в лесу, но или Феликс недостаточно доверял убийце, чтобы пойти на подобную встречу, или Генрих был каким-то образом замешан в этой истории, возможно, даже сам не зная об этом. Впоследствии оказалось, что здесь я рассуждал совершенно правильно.
Следующее о чем я задумался — это орудие преступления. Себастьян сказал, что шлифовал алебарду, а Феликс был убит именно ею. Тщательно подготовленное убийство, а орудие убийства — случайное, то, что оказалось под рукой. Возможно ли такое? Встретив по дороге труп с двумя ранами, я пригляделся к ним внимательно. Раны были странные. Глубокие в центре, все более поверхностные к краю. Как будто сделаны небольшим круглым предметом. Форма у алебарды именно такая. Но ведь алебарда — большая, ей запросто можно перерубить шею человека. Впервые у меня возникла мысль о другом орудии убийства. Придя в кузницу, я увидел алебарду и убедился, что ею, действительно, можно было нанести подобные раны — она оказалась церемониальной, парадной, с нешироким лезвием. Тем не менее, сомнения уже зародились в моем сознании. И возможность другого вида оружия я впоследствии не исключал.
Далее я вспомнил о том, что Феликс из богатой знатной семьи — он единственный сын и наследник старосты Рабеншлюхт. Мало того, семья его находилась в данный момент в отъезде по случаю болезни матери Феликса. Случайно ли это? Не мог ли убийца также и это спланировать? И для чего? Пока неясно. Но тогда возникает вопрос о докторе. Надо уточнить — подумалось мне.
Я очень обрадовался, получив от Бауэра задание сравнить почерки всех окружавших Феликса людей с почерком на записке. Сразу можно было исключить кого-то после проверки. И доктор оказался не в этом списке. На какое-то время я отказался от мысли, что он может быть убийцей.
Жандарм сразу сказал мне, что у места преступления были Нина, Йоахим, Рудольф и Альфонс Габриэль. С них и следовало начать расследование и проверку почерков.
Увидев, что у Феликса нет его кошелька, я подумал об ограблении. Тем более, что кошелек был найден Иоганном неподалеку. Даже если монет было всего 10 — это целое состояние. Возможно, кто-то мог и покуситься, тогда в первую очередь подозрение падало на бродягу, тем более, что он все время маячил поблизости. Но он не смог бы убить Феликса одной рукой, да и записку вряд ли бы смог написать. Трудно было также поверить, что он захотел подстроить убийство так, чтобы обвинили его друга Себастьяна. Однако, и эту мысль я оставил в голове. Скорее всего, он просто украл деньги после смерти Феликса, решил я и оказался прав. Почти прав.
Когда обнаружилась двойная рана и убитые вороны, уже тогда стало ясно, что эти две вещи взаимосвязаны. Либо убийца долго тренировался, готовясь к преступлению, либо он использовал свой навык при убийстве ворон. Но тогда зачем он их убивал? Этот вопрос стал проясняться только после встречи с чужаками.
Каюсь, сначала я вновь подумал на доктора. Очень уж подозрительно выглядело то, что он перевернул бочку, смывая следы. Кроме того, среди врачебных инструментов вполне мог найтись и такой, каким можно было бы убить Феликса. Но вороны! Представить нашего доктора, охотящимся за воронами, я не мог. Он всегда пьян, у него дрожат руки, он еле стоит на ногах. Тогда я и подумал, что возможно он выгораживает кого-то.
Нацарапанная на заборе ворона навела меня на мысль, что Феликс мог быть связан со странными чужаками. И назначили они встречу у кузнеца не случайно — вскоре, кстати, и выяснилось, что кузнец-то их первым и встретил в деревне. Что мне показалось особенно странным — их боязнь привидений. До тех пор я считал это всего лишь обычными выдумками, суевериями, сказками, что рассказывают друг другу сельчане. Однако, страх чужаков был реальным. Тут я впервые задумался, а не стоит ли кто-то за этими бедными заблудшими людьми? Не манипулирует ли ими кто-то? Тогда вполне могла возникнуть следующая ситуация: Феликс, побывав у чужаков, тоже это понял и стал опасен для самого манипулятора.