— Перефразирование выражений, даже самых знаменитых, сродни перелицовке старой одежды — никогда не воспринимается как нечто абсолютно новое. Но я, Назип, не это хотела сказать. Богатство прожитых лет понимайте как богатство приобретенных знаний, проделанной большой работы...
— Согласен, согласен с вами, Асия, — весело произнес Назип. Его умиляла ее серьезность и какая-то нежная кротость. И он решил слегка подтрунить над ней: — В связи с этим еще пару слов скажу. Но это уже вовсе не перефразировка выражения, а ее развитие. Можно?
— Конечно же.
— Прожитые годы, несомненно, богатство, от которого, однако, каждый бы хотел избавиться и быть банкротом.
Асия улыбнулась:
— Очень интересно. Сами придумали афоризм?
Назип промолчал.
— Молчание — знак согласия. Так ведь в подобных случаях трактовало римское право?
— Верно. — Назип с интересом глянул на девушку. — А вы откуда эта знаете?
Она выпрямилась, горделиво подняла голову:
— Бесспорно, юристы разбираются во многих областях жизни, но иногда полагают, что представители других профессий мало читают книжек из области права, его историю.
— И вы читали? — поинтересовался Назип.
— Я вычитала, например, для себя один примечательный исторический момент. До наших дней дошли некоторые дела Наполеона Бонапарта как юриста — его гражданский кодекс, которым руководствуются во Франции и в ряде стран и поныне. Видите, исторический казус — его хобби: деятельность как юриста оказалась сильнее и долговечнее, чем его основное занятие — как полководца! Мирные дела, наверное, всегда будут более долговечны, чем результаты завоевательских походов, которые должны навсегда исчезнуть.
— Да, мирные дела — вечны, только за ними будущее.
— Ну вот, — спохватилась девушка, — от юристов мы уже незаметно сползли к глобальным вопросам. Это, наверное, потому, что такие вопросы они любят и понимают их. Верно?
Назип весело взглянул на нее:
— Спасибо, если не шутите. Хоть вы понимаете это.
— Одна из моих любимых песен, — встрепенулась Асия.
Сквозь шумный гвалт толпы прорывался красивый голос певицы.
— Это «Дикие гуси». Поет Вафира Гизатуллина, — пояснила она.
Когда песня закончилась, Асия заметила:
— А из народных мне очень нравятся украинские песий. У них удивительная мелодичность.
Наверху зашелестел листвой деревьев ветер.
Асия посмотрела на небо и негромко воскликнула:
— Ого! Дождичек надвигается. Пойдемте, пока не поздно.
Назипу не хотелось уходить, но, вспомнив о своих срочных делах, медленно шагнул за девушкой. И настроение стало сумрачным. Асия взглянула на него и шутливо произнесла:
— На вашем челе печать уныния я читаю.
Он улыбнулся.
— Вы любите цветы? — спросила его девушка.
Он кивнул.
— Тогда я вам немножко расскажу о них. Хотите?
— Хочу.
— О разновидностях цветов не буду рассказывать. О них многие знают. А вот об искусстве составления букетов скажу несколько слов. Можно?
— Мне это интересно, Асия. Пожалуйста...
— В Древнем Риме, у греков праздники сопровождались цветочными венками, а в восточных странах — гирляндами. Нынешние же букеты появились лишь в эпоху Возрождения, причем...
Назип пристально смотрел на девушку: на ее большие блестящие глаза, слегка припухлые губы, на яркий румянец на щеках, и ему нестерпимо хотелось поцеловать ее. Он не слышал, о чем она говорила.
Девушка заметила этот взгляд и покраснела.
— Я вам говорю про цветы, а вы, по-моему, думаете о чем-то постороннем, — мягко, с чуть заметной обидой проговорила она.
— О цветах, только о цветах и думаю! — как заклинанье произнес он. — Разве можно думать о чем-то другом, когда вы так интересно рассказываете.
Она с недоверием посмотрела на него, но продолжила рассказ.
— Букеты в эпоху Возрождения были небольшими. Позже они стали внушительными, кажется, в XVIII веке. Но потом... — Асия взглянула на него, но не нашла ничего предосудительного в поведении Назипа, — потом массивные букеты уступили место букетам из трех цветков...
Она снова перехватила его пристальный взгляд и смолкла.
Они не заметили, как вышли из парка и оказались на своей улице. Ветер все усиливался. Разбуженная пыль нехотя поднималась над дорогой и тут же снова лениво ложилась, словно не в силах преодолеть неглубокую, поросшую травой канаву, которая тянулась вдоль всей дороги.
Во дворе их дома встретился весь мятый Мурадов, словно его только что вытащили из походного мешка. Он тащил большую холщовую сумку, из которой торчали пустые бутылки.