Наследниками художника по-прежнему остались представители семьи Файнштейнов.
«Вот вам и мотив для убийства», – сказал Горбаленя Минкину. Но помощник республиканского прокурора интуитивно чувствовал: точку в деле ставить рано.
Был в показаниях Абрама и Нехи один эпизод, который привлек внимание Минкина. Они заявляли, что когда в день убийства Иегуда Пэн (живой и невредимый) вышел их проводить, к его квартире подходил неизвестный. Пэн поздоровался с ним как со старым знакомым. После ухода Абрама и Нехи этот «некто» остался наедине с художником.
Обо всем этом брат и сестра уже говорили Горбалене, но тот не придал их словам никакого значения.
Арестованные подробно описали внешность незнакомца. Минкин вызвал в НКВД пожилого витебского художника Бразера, давнего знакомого Иегуды Пэна. И Бразер по описанию с уверенностью опознал одного из учеников Пэна. Только этот человек давно уехал из Витебска. Бразер недоумевал: зачем ему понадобилось тайно приезжать к Пэну?
Минкин обрушился на Горбаленю: почему НКВД не приняло меры по проверке этих данных? Горбаленя досадливо отмахнулся: ну что вы их слушаете, товарищ прокурор. Они все что хочешь придумают, лишь бы себя выгородить.
Минкин понимал, что время упущено, и странный визитер, если он действительно был, уже давно скрылся из Витебска в неизвестном направлении.
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО?
И тут к Минкину несмело подошел один из рядовых сотрудников НКВД, протянул старую, пожелтевшую газету.
«Что это?» – устало спросил помощник прокурора республики.
«Это описание точно такого же убийства, которое было в Киеве, – ответил энкавэдэшник. – Поклонники каббалы убили православного тем же способом, каким был убит Пэн. Подобные убийства были в Белостоке, в Поволжье. Они называются ритуальными, жертвенными. Приговоренного сначала оглушают, затем перерезают горло и выпускают кровь».
Над всем этим стоило призадуматься. Лишь одно обстоятельство не укладывалось в схему ритуального убийства. На месте таких жертвоприношений исполнители всегда чертят особые каббалистические знаки. А в квартире художника таких знаков не было.
К тому же Иегуда Пэн был известен в Витебске как правоверный иудей, служил примером для еврейской молодежи. Пэн никогда не помышлял о переходе в христианство. Он регулярно посещал синагогу, соблюдал еврейские посты. За что же его могли приговорить к смерти поклонники каббалы?
Сосед Пэна, престарелый еврей-доктор Хейн, который часто общался с художником, рассказал Минкину такой случай. Еще когда Пэн учился в Петербургской академии художеств, он демонстративно отказывался сдавать экзамены в субботу.
И Минкин, поколебавшись, решил пока не разрабатывать версию ритуального убийства. Тем более, что ему казалось, будто он уже держит в руках верную нить расследования.
Минкину никак давала покоя пустая бутылка из-под французского вина. С кем пил это вино Иегуда Пэн незадолго до смерти?
Минкин принялся рассуждать. Тот факт, что престарелый Пэн был не прочь жениться на юной девушке, приводил к выводу, что художник был, что называется, в силах. Значит, у него могла иметься близкая подруга.
И Минкин нашел эту женщину. Ею оказалась 27-летняя Бася Ароновна Златкина. Минкин сразу почувствовал, что она чем-то сильно обижена покойным Пэном. Все разъяснилось, когда Златкина заявила, что у художника было много других, кратковременных связей. С кем же? Да с некоторыми из тех самых женщин, которые позировали Пэну в его мастерской для портретов в стиле «ню». Их-то, дескать, Иегуда Пэн и угощал дорогим французским вином.
Михаил Александрович был в очередной раз ошарашен. Ну и дельце ему досталось! Где же Пэн брал такое вино, спросил он Златкину.
«А ему его ученик из Парижа посылки слал, – ответила Бася Ароновна. – Марк Шагал. Там еще много всяких деликатесов было. Вкуснятина-а!».
Минкин с трудом верил словам Златкиной. Ведь, насколько он понял, отношения между Пэном и Шагалом после революции были хуже некуда. И вдруг – такое внимание к учителю со стороны ученика-эмигранта. Что произошло? Какие общие интересы появились у двух таких разных художников спустя много лет после разлуки?
И Минкин вновь стал копаться в темном прошлом.
КАЗИМИР МАЛЕВИЧ: УДАР В СПИНУ
В конце 1919 года по приглашению Марка Шагала в Витебск приехал Казимир Малевич и стал преподавать в народном художественном училище. Его радикальное реформаторство обрело в Витебске многих приверженцев. Малевич оказался еще более левым, чем сам Шагал. Он создал в училище группу «Утвердители нового искусства», сокращенно – УНОВИС. В нее вошли такие известные художники-супрематисты, как Лисицкий и Ермолаева.