Тем же утром в морг приехал Ральф Робсон: ему предстояла мучительная процедура опознания. Убитую накрыли так, чтобы не было видно изуродованной шеи. Синюшный цвет, вызванный удушьем, уже сошел с лица, осталось лишь выражение неописуемого ужаса. Ральф подошел, опираясь на трость и прихрамывая, кивнул: «Да, это она». На этот раз он не плакал. Инспектор не присутствовал на опознании, так как допрашивал сторожа Дэвида Седжмана. Этот человек мог оказаться ценным свидетелем, но он ничего не видел, по крайней мере, не обратил внимания. Седжман помнил, как махал Арчи Гривзу на прощание, – но это у них ежедневная традиция, – а потом запер ворота. Но он не помнил ни женщину, которая металась по стоянке, ни убегавшего юношу, ни быстро ехавший автомобиль, ничего подозрительного.
– Все как обычно, – сказал Седжман. – Я закрыл ворота, сел в машину, припаркованную неподалеку, и отправился домой.
Небо было свинцово-серым, красное солнце низко висело над крышами. Сегодня Бёрден надел серый утепленный пиджак от «Кили», теплый, как печка, скрывающий худобу. Жена Бёрдена Дженни уехала к матери, под Майрингем. Теща Бёрдена совсем недавно перенесла операцию, и ей требовался уход. Бёрдена это беспокоило, он стал нервным и раздражительным, скучал по жене и маленькому сыну, но не желал ехать к теще. Он хотел, чтобы его семья скорее вернулась домой. Когда Вексфорд заговорил, уже в машине, лицо Бёрдена стало одновременно сердитым и циничным.
– Как ты считаешь, – поинтересовался Вексфорд, – Робсон мог смастерить гарроту и придушить жену?
– Даже не спрашивай. Мне вообще трудно представить такого человека. И потом, у него не было под рукой машины, а от их дома до центра – около мили.
– В общем, ты прав. Как думаешь, он не притворяется насчет артрита?
– Даже если притворяется, опять встает вопрос машины. Конечно, он мог бы дойти пешком или доехать на автобусе. Но если он решил убить жену, почему не сделал это дома, как происходит обычно?
Вексфорд едва сдержал улыбку: убийство «с доставкой на дом».
– Может, так оно и было. Убил дома, а потом бросил на стоянке. Мы же не знаем, кто сидел за рулем.
– Значит, ты все-таки допускаешь, что это Робсон?
– Посмотрим.
Дверь дома Робсона им открыла Лесли Арбель. Бёрден ошибся, подумал Вексфорд, она совсем не похожа на Шейлу. Его Шейла – неповторимая. Но Лесли миловидная девушка и хорошо одета – даже слишком хорошо, учитывая, что у дяди траур. Она представилась и объяснила, что не вытерпела и приехала в пятницу утром.
– Дядя наверху, в спальне. Приходил доктор, прописал постельный режим.
– Мы, собственно, хотели побеседовать с вами, мисс Арбель.
– Со мной? Но я ничего не знаю. Я была в Лондоне.
– Вы же его племянница и можете, рассказать нам о жене дяди, тем более что он сейчас не в состоянии говорить.
– Вот именно, – капризно заметила Лесли. – Я его родственница, не ее. Моя мама – родная сестра дяди Ральфа. А Гвен считалась моей тетей только потому, что была его женой.
Вексфорд кивнул, с трудом сдерживая досаду. Не хочется делать поспешных выводов, но, кажется, девушка непроходимо тупа. Лесли провела гостей в пеструю, поразительно безвкусную гостиную: цветастый ковер, занавески в цветочек, на обоях – плодовые деревья, на диване – плед с рисунком в виде солнечных лучей. У стены – газовый камин, в котором полыхало бездымное топливо. Она села на диван и улыбнулась своему отражению в зеркале в серебряной оправе. И тут инспектор ошеломил ее странным вопросом:
– Это у вас новые занавески?
– В каком смысле?
– Я имею в виду, здесь раньше не висели другие?
– Да, красные. А почему вы спрашиваете?
Вексфорд замолчал, предоставив Вердену продолжать разговор. Тот поинтересовался, что сказал Робсон, когда позвонил племяннице в четверг вечером. Инспектор между тем разглядывал девушку: одета безукоризненно и в то же время – нелепо, напоминая голливудскую актрису тридцатых годов. Лоск, непригодный для обыденной жизни. Шелковая кремовая блузка, шелковый пиджак кофейного цвета, на шее – несколько толстых золотых цепочек. На длинных ногтях – яркий малиновый лак.
– Вы собирались приехать в эту субботу, как обычно делаете? – спросил Вексфорд.
Лесли кивнула.
– Звонок мистера Робсона в четверг удивил вас?
– Да, он позвонил поздно вечером, и я хотела приехать сразу же, но он сказал, что не надо. С ним осталась миссис Уиттон, соседка, так что я могла не волноваться. Но вы собирались поговорить о тете Гвен.
– Да, мисс Арбель, – подтвердил Бёрден. – Но сначала скажите, что вы делали в четверг после полудня?
– А это вам зачем? – Лесли прямо кипела от негодования, словно ей задали неприличный вопрос. Она крепко сжала колени, ноги у нее красивые, длинные, в бежевых туфлях на шпильке. – С какой стати вы спрашиваете?
Может, она и впрямь святая невинность.
– Это обычные вопросы, мисс Арбель, – вкрадчиво пояснил Бёрден. – Когда расследуют убийство, полицию интересует, кто где находился и когда. Скорее всего, вы были на работе, верно? – подсказал он.
– В четверг я отпросилась раньше, мне стало нехорошо. Так что про тетушку Гвен?
– Чуть позднее. Значит, вам нездоровилось, и вы пошли домой. Простудились?
Лесли с искренним изумлением посмотрела на Бёрдена.
– Это называется ПМС. – Как будто весь мир должен об этом знать. Бедный Бёрден не понял, о чем речь, а Лесли доверительно наклонилась к нему и добавила: – Каждый месяц мучаюсь. Ни одно лекарство не помогает.
В гостиную, опираясь на трость, вошел Ральф Робсон в домашних брюках и рубашке, поверх которых зачем-то надел халат.
– Вот, услышал голоса и решил спуститься.
Он удивленно повернул плоское остроносое лицо к инспектору.
– Старший инспектор Вексфорд, криминальная полиция Кингсмаркэма.
– Очень приятно.
Весьма сомнительно.
– Хорошо, что вы пришли, а то я собирался звонить. Вы случайно не знаете, где продукты?
– Какие продукты?
– Которые Гвен купила в четверг. Думаю, они остались в багажнике. Машину вернуть вы пока не можете, но зачем вам покупки? Там хлеб, мясо, масло и наверняка что-то еще. Я, конечно, не нищий, но и в деньгах не купаюсь.
Инстинкт самосохранения сильнее горя. Вексфорд знал это и все равно каждый раз удивлялся. Бёрден говорил, что поначалу старик расплакался. А может, он вовсе и не горюет, может, он и есть убийца. Но, скорее всего, у него просто притупились эмоции. Такое случается со старыми людьми, но все же это дико.
– Мы вернем ваши продукты сегодня, – ответил Вексфорд.
Вчера Вексфорд лично осмотрел содержимое сумок. Их отвезли на участок, а скоропортящиеся продукты убрали в холодильник. Кроме продуктов, там оказалась зубная паста, тальк, четыре лампочки – все в пакете «Товары для дома», где миссис Робсон, очевидно, побывала в самом начале. В маленькой сумочке лежал кошелек с двадцатью двумя фунтами и мелочью, чековая книжка, карточка «Виза» и дисконтная карта торгового центра «Баррингдин». Чистый носовой платок и две бумажные салфетки. Два письма, по которым установили личность убитой. Одно письмо из Лидса, от сестры миссис Робсон, а второе… Собственно, это даже не письмо, а приглашение на рождественскую распродажу в магазинчик «Флирт», где Вексфорд купил свитер для Доры.
– Мистер Робсон, у вас в доме не пропадала коричневая бархатная штора?
– Штора? Да нет. А при чем тут штора?
– Возможно, вы держали ее в багажнике, чтобы в случае мороза прикрыть ветровое стекло.
– Я для этого пользуюсь газетами.
Их перебила Лесли:
– Дядя, вы не хотите поесть? Что-нибудь легкое?
– Нет, спасибо, не хочется. – Робсон схватился за правое бедро и поморщился от боли. Осторожно опустился в кресло. Не похоже, чтобы он притворялся.
– Вы не выпили свои таблетки? От которых у вас болел живот? – спросила племянница.
– Слава богу, доктор отменил их. Иначе развилась бы язва.
– У вас артрит? – поинтересовался инспектор.