— Конечно же, я рад вас видеть, Эви, — сказал Трабшо, осознав, насколько он был невежлив. — Очень рад. Это разумеется само собой.
— Да, но было бы приятней, если бы вы это сказали вслух. Впрочем, я пришла не блох выискивать. Как вы провели последние недели?
— Ну-у-у, вы знаете… — послышался характерно осторожный ответ полицейского. — Да по-обычному. Теперь, с наступлением весны, возился в огороде и, хотя я это сам говорю, с неплохими результатами… — Он перебил сам себя: — Э-эй, погодите-ка. Очень ловко, Эви, очень ловко!
— Что именно? — спросила она, сама невинность.
— То, как вы сейчас сменили тему. Я спросил, как вы узнали мой домашний адрес.
— Если вам уж так хочется, то я получила его от Колверта.
— От Колверта?
— Инспектор Томас Колверт. Вы его помните, верно? Да как же иначе. По его словам, вы взяли его под свое крылышко, когда он был еще бобби, гранящим улицы.
— Конечно, я помню Тома Колверта. Самый многообещающий новобранец в полиции, какого я только встречал. Но вы-то как с ним познакомились?
— Возможно, вы не слышали, но Колверту было поручено расследование этого жуткого происшествия с виллой Аластера Фарджиона. Ну, пожар. Мы разговаривали про это с Корой в «Плюще», но, наверное, вы успели позабыть.
— Нет, — сказал Трабшо, — я не забыл. — И в самой глубине сердца он каким-то образом знал, что Эвадна Маунт знает, что он не забыл.
— Ну, — продолжала она, — он занялся расследованием и наводил справки у некоторых знакомых Фарджи, не могут ли они пролить свет на произошедшее, и Кора оказалась в их числе, ну, и по воле случая, я была в ее квартирке в Мэйфере, когда он с ней беседовал. Вот так, короче говоря, я с ним и познакомилась. Очень милый молодой человек, очень умный, очень проницательный. Думается, он далеко пойдет.
— Что так, то так, — ворчливо ответил Трабшо, — но только когда научится не выдавать секретную информацию, например адреса бывших детективов Скотленд-Ярда, совершенно незнакомым людям.
— Да не лезьте в бутылку. Я рассказала ему, как мы с вами повстречались через столько лет и как прелестно потрепались в «Ритце», а затем пошли в театр, и как мне теперь необходимо связаться с вами. Должна сказать, он был сама любезность.
— Гм, ну хорошо. В целом справедливо. Так входите же, входите.
— Мы обе?
— Как так, обе?
— Для детектива, — сказала Эвадна, — вы не очень-то наблюдательны. — Она мотнула головой назад. — Поглядите-ка, кто там!
Трабшо быстро посмотрел за плечо романистки. Перед его домом, предмет восхищения шеренги уличных оборвышей — восхищения на грани экстаза, воплощенного в разинуторотом редкозубом восторге, — был припаркован серо-голубой автомобиль «бентли». Внутри за рулевым колесом находилась весело ему машущая Кора Резерфорд.
— Так это же… это мисс Резерфорд, — сказал он и помахал в ответ.
— Ку-иии! — издала австралийский призыв актриса к неудержимому восторгу ее оборванной публики. Пусть ни один из них вроде бы не узнал ее — ведь ни один не попросил у нее автографа, зато они с первого взгляда узнали звезду с латунным днищем. Девочки бросили свои классики, мальчики — футбольный мяч, и все сгрудились вокруг машины, забрались на нее со всех сторон, ведь она была куда большей приманкой для них — во всяком случае, для мальчиков, — чем обворожительная ее владелица за рулем.
— Так мы войдем, — осведомилась романистка, — или нет?
— Ну, конечно, конечно, — ответил Трабшо.
Он широким шагом прошел по своей подъездной дороге, добродушно крикнул «кыш!» оборвышам, открыл дверцу «бентли» и проводил актрису в свой дом.
Несколько минут спустя, после того как он вернулся из кухни с бутылкой хереса и тремя рюмками, они втроем уютно расположились перед камином.
— А теперь слушайте, Трабшо, — сказала Эвадна Маунт, пренебрегши общепринятыми разговорными зачинами. — Могу ли я исходить из того, что завтра утром вы будете заняты не более, чем в тот день, когда заскочили в «Ритц»?
— Ну-у…
Он поколебался несколько секунд — нелегко позволить другим увидеть, какой пустой стала твоя жизнь, — прежде чем пришел к выводу, что с чем бы романистка и ее подруга ни пришли к нему, это категорически будет менее пустопорожним, чем то, что его ожидает, если он откажется.
— Нет, не более, — с неохотой признал он. — Обычная нудная рутина. А почему вы спрашиваете?
— Потому что произошло нечто по-настоящему чудесное. Вы помните наш маленький ужин а trois[11] в «Плюще»?