— Совершенно верно.
— Случайно, при вас этого документа нет, могу ли я спросить?
— Конечно, у меня с собой его нет. С какой стати? Когда я приехала сюда сегодня днем, мне и в голову не приходило, что меня будет допрашивать полиция. Но и в таком случае сомневаюсь, что я подумала бы захватить его.
— Однако, надеюсь, он по-прежнему у вас?
— Разумеется.
— И нет никаких сомнений, что он был написан вашим мужем?
— Ни малейших. Я знаю почерк Аластера.
— Когда вы просматривали его бумаги, то искали именно этот документ, или нашли его случайно?
— Как я могла его искать? Я даже не знала о его существовании.
— Так чего же вы искали? — спросила Эвадна Маунт.
Уничижительный тон Хэтти Фарджион, когда она ответила, создавал впечатление, что ее ничуть не затронула невежливость романистки, что она не снизошла до того, чтобы оскорбиться.
— Если вас это как-то касается, то я искала завещание Аластера.
— А! Его завещание… — сказал Колверт. — И вы его нашли?
— Да, нашла.
— Никаких неприятных сюрпризов, я надеюсь?
На этот раз намек зримо задел ее.
— Категорически нет. Аластер и я составляли его вместе. И могу я сказать, что нахожу такой вопрос неприемлемым, инспектор.
— Извините, он был задан без какого-либо умысла. Но вернемся к тому странному документу — судя по сообщенному мне, в нем говорилось, что в случае, если вашему мужу что-то помешает снять этот фильм, режиссура должна быть поручена Рексу Хенуэю. Такова суть?
— Это не только суть, а вообще все, что там есть. Только одно это распоряжение. И подпись Аластера, конечно.
— Хм. Ваш муж испытывал какой-то страх, миссис Фарджион? За свою жизнь, может быть?
— Что за нелепая идея!
— Но почему же в таком случае он выдвинул столь странную гипотезу?
— Честно говоря, инспектор, меня нисколько не удивило бы, узнай я, что Аластер писал подобный документ перед всяким и каждым своим предыдущим фильмом. Естественно, я не могу этого утверждать категорически, так как он, без сомнения, рвал бы их после завершения фильма. Мой муж был блистательным человеком, но подобно многим блистательным людям просто не мог приспособиться к реальному миру. Он, как я вам уже сказала, был по-детски суеверен. И по личному моему мнению, запечатлевая такое заявление на бумаге, он, по сути, надеялся перехитрить Судьбу. Ну, так называемая реверсивная психология. Или, пожалуй, скорее реверсивное суеверие. Притворяясь перед Судьбой, будто он боится, что с ним может случиться нечто кошмарное, он надеялся, что Судьба, всегда, как мы знаем, действующая нам наперекор, непременно позаботится, чтобы этого не случилось. Я понимаю, как инфантильно это выглядит, но ведь во многих отношениях Аластер именно таким и был.
— Очень интересно, крайне интересно, — сказал Колверт, который не сумел замаскировать удивление перед столь подробным объяснением в ответ на его простой вопрос.
— Тем не менее, — сказал Трабшо, воспользовавшись наступившей паузой, — нам было бы полезно узнать, не имел ли ваш муж врагов? Или мне следовало бы сказать, учитывая его влияние и известность, не имел ли он много врагов.
— При всей детскости, на какую часто бывал способен Аластер, — сказала его вдова после краткого размышления, — он, во всяком случае, был достаточно умен, чтобы делать друзьями имеющих власть и врагами, ее не имеющих. — В ее голосе внезапно послышался слабый узкогубый намек на угрозу. — Я была единственным исключением из этого правила.
И на этой холодящей ноте разговор был окончен.
Хэтти Фарджион удалилась, и трое друзей переглянулись.
— Эта женщина, — в конце концов заметил Трабшо, — знает больше, чем готова открыть.
— Не удивлюсь, — сказал Колверт.
Колверт приступил к допросу Франсэ, как и со всеми предыдущими допрашиваемыми, в любезноразговорной тональности. Он заверил француза, что расспросы, которым он подвергнется, всего лишь формальность, что он просит его всего лишь поделиться любыми сведениями, какими бы тривиальными и пустячными они ему ни казались, об обстоятельствах смерти Коры Резерфорд.
— Mais, naturellement[37], я скажу вам все, что я знаю.
— Тогда разрешите мне сначала коснуться нескольких основных моментов. Ваша фамилия…
— Франсэ, Филипп Франсэ.
— И вы, насколько мне известно, кинокритик?
Франсэ сделал гримасу негодующего поеживания.