Как же отбираются кандидаты, настаивал на своем главный инспектор и получил детальный рассказ о рекомендательных письмах и трех собеседованиях, которые должен пройти каждый претендент. Долгих выматывающих собеседованиях, оставлявших кандидатов с головной болью. Затем собирался ученый совет и выбирал кандидатов, опираясь на впечатление тех, кто эти собеседования проводил.
Следующий вопрос напрашивался сам собой:
— А кто проводит собеседования?
Казалось, Охайон уже знал ответ.
— Старшие аналитики, тренинг-аналитики.
— Что вновь возвращает нас, — улыбнулся Охайон, — к тому же вопросу: как становятся тренинг-аналитиками?
Голду припомнилось замечание, сделанное другим подопечным Нейдорф пару лет назад, когда они сравнивали свои записи. «Она как бульдог, — сказал кандидат. — Вцепляется в твои слова и не отпускает, пока не доберется до мозга костей». Были люди, думал Голд, чья дотошность, либо даже мысль о ней, казалась невыносимой. Полицейский, сидящий перед ним, выматывал ему душу. Было ясно, что он не забудет и не упустит ни единого вопроса. Единственное, чего не понимал Голд, так это собственное внутреннее сопротивление и нежелание отвечать.
Все же он ответил:
— Через некоторый, заранее не определенный промежуток времени ученый совет Института решает, достоин ли тот или иной кандидат стать тренинг-аналитиком.
— А… — Главный инспектор издал понимающий и слегка разочарованный вздох. — Так это просто вопрос сроков обучения…
Не совсем, объяснил Голд. На взгляд постороннего наблюдателя могло показаться, что присвоение такой квалификации — рутинная процедура, но все было не так. Выбирались те, кого сочли достойными.
— Большинством в две трети голосов, — уточнил Голд, чтобы была ясна вся серьезность вопроса.
— А кто эти люди, входящие в совет и принимающие такие важные решения? — спросил Охайон. Он хотел бы получить представление об иерархии.
Ученый совет состоял из десяти членов, избираемых тайным голосованием из числа квалифицированных психоаналитиков. Нет, конечно, кандидатов не допускают к участию в этом голосовании, и вообще ни в каком голосовании. Да, в настоящий момент ученый совет возглавляет Хильдесхаймер. Уже десять лет. Его несколько раз переизбирали на новый срок.
Охайон предложил вновь вернуться к Нейдорф.
Голду не хотелось возвращаться к Нейдорф; ему хотелось выбраться из здания, похоже уже опустевшего. Но он тем не менее сообщил, что она была его психоаналитиком. Про себя он отметил, что заговорил в прошедшем времени. Украдкой взглянув на часы, увидел, что уже полдень.
Охайону пришлось повторить вопрос.
— Враги? — Голд эхом отозвался на последнее слово, как если бы не верил своим ушам. — Да мы что, в кино? Нет, конечно, нет! Все ее обожали! Может, кто-то завидовал ей как человеку, как женщине, как профессионалу, наконец, но никто не желал ей зла, или как там пишут в детективах.
Он понятия не имел, что ее застрелили. И разумеется, не видел пистолета Он посчитал, что это была внезапная смерть от удара или чего-то в этом роде. Да, конечно, он врач, но он не смог себя заставить прикоснуться к ней. Нет, он не боялся; дело не в боязни; дело во взаимоотношениях между ними. Она была его психоаналитиком! Последние слова прозвучали почти как вопль; потом, понизив голос до шепота, он произнес.
— Для меня она была неприкосновенна…
Полицейский задал следующий вопрос, закуривая новую сигарету и по-прежнему не отводя взгляда от Голда, который сидел, уставившись на спичечный коробок, полный пепла и окурков. Самоубийство? Голд взорвался. Нет, исключено! И здесь, в Институте! Он яростно затряс головой. Нет, только не она. Нет, нет и нет. Ведь в то утро она должна была читать лекцию. Такой ответственный человек, как она? Нет.
Он чуть не взорвался, когда Охайон предложил ему поехать в сопровождении дежурного офицера (Голд уже знал, что имелся в виду рыжеволосый) в полицейский участок на территории Русского подворья, чтобы подписать свои показания. Голд попытался перенести это на другой день, однако Охайон вежливо, но твердо разъяснил, что таков порядок, и открыл дверь в фойе, где уже ждал рыжеволосый. Тот улыбнулся Голду и даже открыл перед ним парадную дверь.
— Сколько времени это займет? — спросил Голд у Охайона.
— Недолго, — отозвался вместо него рыжеволосый и провел Голда к «рено», на котором они с Охайоном приехали утром.
Сцена, которую увидел Голд, покидая здание, надолго отпечаталась в его памяти: в конференц-зале члены ученого совета расселись за круглым столом заседаний, который кто-то снова поставил посередине, на обычное место. Складные стулья исчезли; Хильдесхаймер, держа в руках дымящуюся чашку, поднял глаза и сделал Охайону знак присоединиться. Все явно нервничали, предстояло решать проблему, с которой ранее никто никогда не сталкивался. Голду показалось, что все здесь испытывают такое же неприятное чувство, как он сам.