— А возможна ли такая ситуация, — спросил Михаэль, — когда аналитик узнает от пациента компрометирующую или конфиденциальную информацию и тот начинает опасаться разглашения? Он будет чувствовать себя в опасности, под угрозой…
Хильдесхаймер немного помолчал, а потом сказал:
— Как раз это и было темой Евиной лекции.
— Минутку, — перебил Михаэль. — Я хотел бы узнать кое-что о ней самой, прежде чем мы перейдем к лекции.
— Что вы желаете знать? — спросил Хильдесхаймер, отправляя содержимое выкуренной трубки в пепельницу.
— Как она пришла в Институт? Чем занималась до этого? — Михаэль чувствовал, как внутри, без всякой видимой причины, нарастает напряжение.
— Ева много лет работала психологом в службе здравоохранения. Она пришла в Институт уже в относительно немолодом возрасте. Максимальный возраст для кандидата — тридцать семь лет, а ей тогда было тридцать шесть, но ее одаренность была очевидна с самого начала. Шесть лет назад она стала тренинг-аналитиком. А еще раньше — членом ученого совета; я думал, что она возглавит совет, когда я уйду на пенсию. Я собирался уходить через месяц, и, без сомнения, ее бы избрали.
Михаэль спросил о семье Нейдорф. Профессор рассказал, что ее муж был бизнесмен и не одобрял ее работу.
— Он даже не понимал, каких профессиональных высот она достигла.
Это создавало ей проблемы, о которых никто, кроме Хильдесхаймера, не знал. Она была стержнем семьи, но в то же время ей приходилось бороться за свои права: супруг вообще не хотел, чтобы она работала.
— В конце концов, — закончил профессор с оттенком гордости, — он оценил ее по достоинству и с уважением принял ее независимость. Они были очень друг к другу привязаны, — грустно добавил он. — Ее муж умер внезапно, три года назад; он был старше нее на несколько лет и скончался от сердечного приступа во время деловой поездки в нью-йоркском аэропорту. Ей пришлось туда лететь, чтобы забрать тело. Потом возникли сложности с имуществом, потому что она не принимала абсолютно никакого участия в бизнесе, а у мужа было много проектов. Что касается их сына — ну, мальчик слегка… сдвинулся на проблемах экологии. Главное в его жизни — Общество охраны природы. Хороший, умный мальчик, но не питающий ни малейшего интереса к бизнесу.
В результате ее зять, муж дочери, согласился взять на себя финансовые заботы, и это стало для всех огромным облегчением.
Михаэль спросил об отношениях Евы с детьми. Хильдесхаймер ответил, тщательно подбирая слова:
— Ева была очень близка со своей дочерью. Иногда мне казалось, что даже слишком. Нава была очень несамостоятельной; она ни разу не сделала и шагу, не посоветовавшись с матерью. Однако я полагаю, что после того, как она со своим мужем переехала в Чикаго, ситуация изменилась к лучшему. Я всегда считал, что Ева в некоторых вопросах проявляла слепоту по отношению к своим детям. С сыном было сложнее, не хватало точек контакта, и не только из-за различий интересов. Там еще была проблема взаимоотношений сына с отцом и его претензий к профессии матери, но и здесь также наступило улучшение после того, как он нашел себе дело в Обществе охраны природы.
— А что зять, — спросил Михаэль, — какие у нее были отношения с ним?
— Как мне кажется, корректные. Может быть, не слишком теплые, особенно по сравнению с ее отношениями с дочерью, но он очень восхищался Евой, а она была ему очень благодарна за то, что он избавил ее от забот о бизнесе.
Михаэль попросил поподробнее рассказать о том, что этот бизнес из себя представлял. Он не упомянул, что уже встречался в Тель-Авиве с зятем Евы Гиллелем Зенави.
— Точно не скажу. Знаю только, что они вдвоем, Ева и Гиллель, прилетели из Чикаго на совещание совета директоров, которое должно было состояться в воскресенье утром. Я знал об этом, поскольку Ева взяла дополнительный выходной, чтобы присутствовать на совещании. Когда мы разговаривали по телефону, Ева жаловалась, что во время перелета в Тель-Авив ей пришлось ознакомиться со всем тем, о чем она не хотела знать годами. Четыре часа кряду Гиллель объяснял ей, что будет обсуждаться и как ей следует голосовать. Они оба обладали правом подписи.
Не меняя позы, тем же тоном, с огромным трудом стараясь не выдать возбуждения, Михаэль спросил, были ли между ними разногласия.
Старик громко расхохотался:
— Ева и разногласия по поводу бизнеса! Да она мечтала отдать ему все с концами давным-давно, но Гиллель и слушать не хотел; он настаивал на ее одобрении по любому вопросу. Она часто на это сетовала. — Хильдесхаймер внезапно понял ход мыслей Михаэля и наградил его колким взглядом. Затем недоверчиво покачал головой и сказал: — Вы карабкаетесь не на то дерево, инспектор.