Подписание этого акта было уловкой, которую Яков замыслил, когда ему в очередной раз требовались деньги. Он придумал заставить католиков подписать клятву, а если те станут отказываться, подвергнуть их жестоким штрафам или тюремному заключению. Поскольку папа призвал католиков не подписывать клятву, так как она содержала предложения, унизительные для католической веры, подписать ее было бы равносильно отказу от своей религии. Многие католики отказались это сделать и, следовательно, лишались собственности, на что и надеялся Яков, поскольку он выдумал этот план, чтобы раздобыть денег.
Роберту не нравился этот замысел, потому что он считал несправедливым наказывать людей за их религию, и он предпочел бы видеть католиков и протестантов, живущих в мире и согласии.
Однако время от времени его обязанностью было писать католикам приказы о принесении присяги, и он делал это, потому что всегда повиновался королю, хотя никогда не привлекал его внимания ни к одному католику и ничего не предпринимал до тех пор, пока Яков сам не заставлял его проводить в жизнь этот неприятный закон.
Тем не менее Роберт никогда не намекал Якову, что не одобряет его. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если бы попытался сделать какое-нибудь критическое замечание, Яков моментально опроверг бы его каким-нибудь хитроумным аргументом, и понимал, что Яков продолжает любить своего Робби потому, что тот никогда не был тем, кого король называл сварливым придирой.
Нортгемптон был осведомлен об этом качестве Карра и знал, что может спросить его о наказаниях отказавшихся подчиниться закону без всяких последствий для себя. Если же его, Нортгемптона, попросят подписать присягу, он решил, что подпишется, – его политическая карьера всегда значила для него больше, чем религиозные пристрастия, но он предпочитал, чтобы ему не пришлось делать такой выбор. Поэтому иметь в друзьях Роберта Карра было весьма кстати.
Решив, что опасность ему не грозит, Нортгемптон продолжал:
– Я позволил себе воспользоваться вашим гостеприимством и полагаю, вы не подумаете, что я злоупотребляю вашей дружбой.
Роберт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и ответил:
– Мой дорогой Нортгемптон, мне доставляет удовольствие, что вы можете злоупотреблять моей дружбой. Это показывает, что вы в ней уверены.
– Спасибо, мой дорогой друг. Дело в том, что некоторые члены моего семейства неожиданно вернулись ко двору. Я позволил себе пригласить их в замок. Они, наверное, уже приехали.
– Любой, принадлежащий к вашему семейству, будет радушно принят.
– Спасибо, Роберт. Я так и думал, что вы скажете это.
– И кто эти родственники? Я с ними знаком?
– Думаю, вы знакомы с моей внучатой племянницей. Она некоторое время жила с мужем в провинции. Ха, я никогда не верил, что деревня устроит мадам Франсис надолго.
– Насколько я понимаю, – спросил Роберт, – вы говорите о графине Эссекс?
– Вы правы. Эта молодая особа любит поступать по-своему. Она упросила меня позволить ей приехать сюда. Франсис не могла дождаться, когда весь двор переберется в Уайтхолл. Она говорила, что слишком долго отсутствовала.
– Ну да, – сдержанно согласился Роберт. – Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как она была при дворе.
Во время танцев в большом зале Франсис оказалась рядом с ним.
Роберт забыл, как она красива. Ни одна женщина при дворе не могла с ней сравниться, и Роберт пришел в возбуждение лишь от одного ее вида. Их руки соприкоснулись в танце, и на секунду Франсис сжала его пальцы.
– С возвращением ко двору, леди Эссекс.
– Как приятно видеть вас, виконт Рочестер.
– А граф Эссекс тоже при дворе?
– Увы, да.
Роберт повернулся к следующей партнерше, как того требовал танец. Франсис была такой же волнующей, как всегда.
Она уже приготовила фразу, когда Роберт снова повернулся к ней.
– Я должна увидеться с тобой… наедине.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– А граф?
– Откуда мне знать? Мне все равно! Он мне не муж и никогда им не был.
– Как это может быть?
– Потому что я люблю другого.
– А этот другой?
– Сегодня ночью он мне скажет, любит он меня или нет.
– Где?
– В нижних покоях башни Гундульфа. Там темные и мрачные кладовые, куда мало кто ходит.
Роберт промолчал, и она умоляюще посмотрела на него.
Он скучал по Франсис и хотел возобновить их отношения. Ему так и не удалось ее забыть. В ней бурлила такая жизненная сила, что устоять было невозможно. Если они с графом живут отдельно по взаимному согласию, то ничего плохого в этом нет.
В ту же ночь, когда замок затих, они встретились в нижних покоях башни Гундульфа и снова стали любовниками.
Франсис сидела напротив Анны Тернер в ее доме в Хаммерсмите и изливала свои опасения.
– Вы все еще не уверены в нем? – спросила миссис Тернер.
Франсис кивнула.
– И все-таки я думаю, он нуждается во мне больше, чем прежде. Перемена заметна.
– Наш милый доктор поработал ради этого.
– Знаю. Но мой возлюбленный все время помнит о сопернике. – Ее лицо помрачнело. – А тот всегда рядом, всегда угрожает. Я скорее умру, чем дам увезти себя назад в деревню.
– Моя милая леди, вы не должны говорить о смерти. Неужели было так трудно подсыпать порошки, которые предложил доктор?
– Просто невозможно. Я не выходила из своих покоев, потому что не могла терпеть его рядом с собой. Там есть две служанки, которые были готовы исполнить мою просьбу. Я подкупила их, и они старались изо всех сил. Но муж всегда окружен своими слугами, и среди них был один человек, Уилсон, которого перехитрить не удалось.
Миссис Тернер кивнула.
– Печально – у нас столько препятствий!
– Больше всего я боюсь, что, если возникнет слишком много препятствий, мой возлюбленный будет готов отказаться от нашей любви.
– Мы должны привязать его так сильно, чтобы он не смог сбежать.
– А это возможно?
– С помощью доктора возможно все. Думаю, вы должны снова увидеться с ним… и как можно скорее.
– Я сделаю это.
– Позвольте рассказать ему о вашем визите, и он назовет день, когда вас примет. Я сумею передать вам сообщение.
– Дорогая Тернер, что бы я без вас делала!
– Милая подруга, я с удовольствием вам помогаю! Я немного училась у доктора и понимаю, что того, кто стоит между вами и вашим возлюбленным, следует удалить, потому что в противном случае все наши усилия будут бесполезны. Франсис стиснула руки.
– Да поможет мне Бог больше никогда не видеть его лица!
– Вам поможет доктор. – Анна Тернер склонилась вперед и коснулась руки Франсис. – Не забывайте, – тихо повторила она, – с помощью доктора нет ничего невозможного.
Томас Овербери сидел за столом в покоях милорда Рочестера и писал. На его лице блуждала довольная улыбка, и в комнате не было слышно ни звука, кроме скрипа пера. Томас прочел написанное, и его улыбка превратилась в самодовольную ухмылку. Он всегда был доволен своей работой.
Роберт сидел на подоконнике и смотрел на дворцовые угодья; его красивое лицо было задумчиво.
– Послушай это, Роберт! – воскликнул Томас и принялся зачитывать вслух только что написанное.
– Прекрасно… как всегда, – похвалил Роберт, когда он закончил.
– Вот так, дорогой мой! Что бы ты без меня делал!
– Ради бога, Том, что бы мы с тобой делали друг без друга!
Томас на момент задумался.
– Что правда, то правда, – согласился он наконец.
Но в его голове поселилось сомнение. В таверне «Русалка» он обедал с писателями, среди которых был сам Бен Джонсон, и с ним обходились как с равным. Там он держался как человек, имеющий отношение к литературе, там он был самим собой, а не призраком, не тенью другого. Томас представил Роберта Карра в этой компании. Он даже не понял бы, о чем они говорят. Однако где бы он теперь был без Роберта? Что бы принесла ему его писанина? Достаточно, чтобы жить впроголодь на чердаке?