– Разорвать узы между теми, кого соединил Бог, всегда непросто.
– Ну-ну, король выразил пожелание, чтобы этот случай разобрали как можно скорее.
– Я не могу давать подобные советы епископам. Тут многое нужно взвесить. Я имел случай побеседовать с милордом Эссексом.
– И он отрицает обвинение в импотенции? Ну что вы, милорд архиепископ, какой светский молодой человек по своей воле признает такой порок?
– Он сказал, что хотя не имеет желания исполнять супружеские обязанности с леди Эссекс, но станет примерным супругом какой-нибудь другой дамы.
– Что он имел в виду? Что какое-то колдовство делает его бессильным с женой?
– Не знаю, милорд, граф. Одно могу сказать: мне это дело не по душе. И я не думаю, что его можно решать в спешке.
Нортгемптон удалился в ярости. Когда он увиделся с внучатой племянницей, то сообщил ей, что старый архиепископ против развода и, безусловно, сделает все возможное, чтобы затянуть рассмотрение дела.
Франсис все больше и больше проявляла нетерпение. Она была в ужасе от власти над ней Овербери, поэтому отправилась к Анне Тернер и заявила, что необходимо быстро что-то предпринять, иначе она сойдет с ума.
– Кто знает, что он обо мне может рассказать? Овербери приходил в этот дом, расспрашивал о наших друзьях. Что ему о нас известно?
– Мы должны действовать.
– И как можно скорее. Что делает Гришем?
– Увы, миледи, он очень болен. Я на днях посетила его дом на Темз-стрит и нашла его на смертном одре. Гришем уверен, что умрет, а он знает, что говорит.
– И что же мы можем сделать теперь?
– Не думайте, что, узнав об этом, я не стала действовать немедленно. Доктор Форман и доктор Гришем – не единственные мудрые люди в Лондоне. Я позвала Ричарда Уэстона, который был ассистентом моего покойного мужа и аптекарем. Он назвал мне доктора Франклина, и я вспомнила, что мой муж и доктор Форман говорили о нем. Доктор Франклин – человек умный и, могу добавить, более склонен к небольшому риску, чем доктор Форман.
– Тогда хорошо. Мы подошли к такой стадии, когда риск необходим. Я не буду спать спокойно, пока Овербери жив.
Анна Тернер опустила глаза. Хотя у обеих на уме было убийство, они не часто говорили об этом, и слова графини свидетельствовали о состоянии ее ума.
– Моя милая подруга, – сказала Анна Тернер, – я понимаю ваши чувства, и я с вами, что бы вы пи сделали. Я уже переговорила с доктором Франклином, и он меня верно понял. Он достанет то, что нам нужно, но говорит, что это средство следует давать регулярно и в течение определенного времени.
– Правильно, – согласилась Франсис. – Если Овербери умрет внезапно, пойдут слухи, и бог знает, куда они могут завести.
– Доктор Франклин предлагает устроить одного из наших людей в услужение к заключенному и таким образом обеспечить, чтобы зелье давал ему он, и никто другой.
– Превосходная идея! Но кто же?
– Не кто иной, как Ричард Уэстон. Он согласен при условии, что вы ему хорошо заплатите.
Франсис поспешно сказала:
– Ты же знаешь, что я всегда хорошо плачу за то, что мне нужно.
– Тогда, дорогая подруга, нам больше нечего бояться. Путь перед нами свободен. С того момента, как Ричард Уэстон попадет в Тауэр, мы начнем делать свое дело.
Франсис уехала из Хаммерсмита слегка успокоенная. Она всегда чувствовала себя лучше, если могла что-то предпринять.
На следующий день Франсис заглянула к сэру Томасу Монсону в лондонский Тауэр. Сэр Томас был начальником арсенала и с тех пор, как появился при дворе, пользовался умеренной королевской благосклонностью. Это означало продвижение, достигшее высшей степени в недавно полученном титуле баронета и посте, который он теперь занимал в Тауэре.
Сэр Томас был счастлив видеть графиню Эссекс, зная, что она пытается развестись со своим мужем, а получив развод, выйти замуж за виконта Рочестера.
При дворе был один человек, с которым следовало находиться в хороших отношениях, надеясь сделать карьеру. Этим человеком являлся виконт Рочестер, который теперь постоянно пребывал рядом с королем, и казалось, что любое назначение при дворе должно иметь его одобрение. Естественно, желая угодить Рочестеру, нужно было угождать графине, поэтому Монсона обрадовал визит очаровательной молодой женщины, которая улыбалась ему так приветливо.
– Я чрезвычайно польщен визитом миледи, – пробормотал он, целуя ей руку.
– Ну, сэр Томас, я столько слышала о вас от моего дядюшки Нортгемптона и милорда Рочестера, что сама захотела поговорить с вами.
Удовольствие Монсона возросло.
– Я слышала, что вы выполняете свои обязанности с величайшим умением и что сэр Джервас Хелвиз доволен начальником арсенала.
– Неужели, леди Эссекс? Я очень рад.
– Неудивительно. Я часто думаю о бедных узниках, заключенных здесь, и меня просто в дрожь бросает.
– Вы не должны расстраиваться. Большинство из них заслужило наказание.
– Знаю. Но должно быть, тяжко быть заключенным. У вас тут есть человек, который служил милорду Рочестеру. Здесь для него, наверное, жизнь совсем другая!
– Вы имеете в виду сэра Томаса Овербери?
– Вот именно. Милорд Рочестер старается, чтобы его освободили.
– Тогда я уверен, что он скоро будет на свободе.
Франсис рассмеялась:
– О, не так скоро.
Монсону не следовало думать, что Роберт не в состоянии добиться освобождения Овербери хоть на следующий день. У него не должно возникнуть и минутной мысли, будто фаворит теряет свое влияние на короля.
– Вижу, вы схватываете все на лету, сэр Томас. Поэтому я и пришла к вам. Я чувствую – и милорд Рочестер тоже, – что вы нас поймете.
Монсон выглядел таким довольным, что Франсис чуть не рассмеялась вслух.
– Дело в том, сэр Томас, – продолжала она, – что Овербери стал несколько заносчив. Боюсь, он был склонен преувеличивать свое значение.
Монсон кивнул.
– И милорд Рочестер опасался за бывшего слугу, потому что он наживал себе врагов.
Монсон снова кивнул.
– Поэтому заключение оказалось печальной необходимостью. Но уверяю вас, оно огорчает милорда Рочестера не менее, чем его бывшего слугу.
– Всем известно, что милорд Рочестер – человек добрый и великодушный.
– Самый добрый и великодушный в мире. Вот почему он так беспокоится о своем друге. Милорд хочет быть уверенным, что о нем хорошо заботятся, прислать ему слугу, на которого мы можем положиться и который присмотрит за тем, чтобы ему было удобно, пока он пребывает в заключении.
– Превосходная мысль.
– Такой благоразумный человек, как вы, должен понять – милорд Рочестер не желает, чтобы Овербери знал, что именно он посылает этого слугу. Если он узнает, то поймет, что его заключение… ну, нельзя принимать всерьез. Вы меня понимаете?
– Да, леди Эссекс.
– Мы будем благодарны, если вы напишете сэру Джервасу Хелвизу и сообщите, что некий Ричард Уэстон прибудет в качестве личного слуги сэра Томаса Овербери. Можете упомянуть – конечно, не в письме, а просто намекнуть, – что это желание милорда Рочестера. Вы сделаете это… для нас?
Монсон сделал бы все, что в его силах, дабы угодить самому влиятельному человеку при дворе.
– Леди Эссекс, вы можете положиться на меня, – сказал он. – Я от всего сердца рад вам услужить.
– Знаю, – ответила она, сладко улыбаясь. – Я передам милорду Рочестеру, что это дело можно спокойно поручить вам.
Теперь, когда Ричард Уэстон был устроен в Тауэр в качестве слуги сэра Томаса Овербери, Франсис не терпелось приступить к делу, и Анна Тернер организовала ее встречу с доктором Франклином.
Уверток больше не требовалось, и Франсис четко заявила о своих желаниях.
– Нам нужен яд, который не убивает мгновенно. Это должен быть медленный процесс, чтобы казалось, будто человек умирает от какой-то тяжелой болезни. Тогда никто не удивится, если примерно через месяц-другой он умрет.