Священники настолько привыкли к тому, что отец Перегрин проявлял почти маниакальный интерес к семантике, что даже не подумали комментировать такое предположение. Удивительно, подумал отец Мартин, слышать эти два слова, два слова, которые со времени трагедии никто в Святом Ансельме не позволил себе произнести. Отец Себастьян воспринял это спокойно.
– Конечно, само предположение об убийстве просто смешно. Если бы существовала хоть минимальная вероятность, что смерть произошла не в результате несчастного случая, то в ходе следствия нашли бы какие-то улики.
Была, разумеется, и третья версия, которая пришла в голову всем собравшимся. Когда вынесли вердикт – несчастный случай, – в колледже облегченно вздохнули. Но все равно смерть мальчика посеяла семена катастрофы. И эта смерть была не единственной. Наверное, подумал отец Мартин, возможное самоубийство Рональда спровоцировало сердечный приступ у Маргарет Манро. Впрочем, этого как раз следовало ожидать. Доктор Меткалф предупреждал, что она может скончаться в любой момент.
Когда рано утром ее нашла Руби Пилбим, женщина мирно сидела в своем кресле. А спустя всего пять дней, казалось, ничто уже не напоминало о ее жизни в Святом Ансельме. Ее сестра, о существовании которой никто и не подозревал, пока отец Мартин не просмотрел бумаги Маргарет, организовала похороны: приехала на грузовике за мебелью и вещами, вычеркнув колледж из процесса погребения. Один лишь отец Мартин понимал, как сильно повлияла на Маргарет смерть Рональда. Иногда он думал, что был единственным, кто ее оплакивал.
– На выходных все гостевые комнаты будут заняты, – продолжал отец Себастьян. – Помимо коммандера Дэлглиша, из Кембриджа, как и планировалось, приезжает Эмма Лавенхэм и три дня будет читать лекции по поэтам-метафизикам. Из Лоустофта прибывает инспектор Роджер Джарвуд. Последнее время, после того как его брак распался, он страдает от депрессии, хочет недельку пожить у нас. Конечно, он никак не связан с расследованием. Клив Стэннард снова приезжает на выходные, чтобы продолжить изучать быт и нравы ранних трактарианцев. Так как все гостевые комнаты будут заняты, ему лучше пожить в комнате Питера Бакхерста. Доктор Меткалф хочет, чтобы Питер пока оставался в комнате для больных. Там тепло и намного удобнее.
– Жаль, что возвращается этот Стэннард, – отреагировал отец Перегрин. – Надеялся его больше не увидеть. Очень грубый молодой человек. Сомневаюсь я в его исследованиях… Я тут поинтересовался, как, на его взгляд, спор по делу Горхэма повлиял на трактарианские воззрения Дж. Б. Мозли, и было очевидно, что он понятия не имел, о чем речь. Лично мне он мешает работать в библиотеке, думаю, что студентам тоже.
– Его дедушка был юристом колледжа и нашим покровителем, – вступился отец Себастьян. – Мне не хочется, чтобы члена семьи расценивали как непрошеного гостя. Тем не менее это едва ли дает ему право свободно приезжать на выходные, когда заблагорассудится. Функционирование колледжа должно быть на первом месте. Если он снова обратится с подобной просьбой, мы тактично уладим это дело.
– А кто пятый гость? – поинтересовался отец Мартин.
Голос отца Себастьяна, хотя он и пытался взять себя в руки, слегка выдал истинные эмоции.
– Звонил архидьякон Крэмптон. Он приезжает в субботу, пробудет до воскресенья и уедет после завтрака.
– Но он приезжал всего две недели назад! – не выдержал отец Мартин. – Он же не собирается стать постоянным посетителем?
– Боюсь, такое возможно. Смерть Рональда Тривза вновь обнажила проблему будущего колледжа. Как вам известно, моя стратегия заключается в том, чтобы избежать разногласий, тихо и спокойно продолжать работать. Я использую все свое влияние в церковных кругах, чтобы нас не закрыли.
– Нет никаких оснований нас закрывать, – сказал отец Мартин. – Если, конечно, церковь твердо решит сосредоточить все обучение теологии в трех центрах, то да, колледж Святого Ансельма закроют, но уж никак не из-за качества обучения и не из-за студентов, которых мы выпускаем.
Отец Себастьян не обратил внимания на повторение очевидного и продолжил:
– Ну и, конечно, возникает еще одна проблема. Когда архидьякон приезжал в прошлый раз, отец Джон брал небольшой отпуск. Боюсь, теперь так не получится. Хотя присутствие архидьякона Крэмптона для него болезненно, да и все мы будем чувствовать себя неловко, если отец Джон останется.
Уж это точно, пришло на ум отцу Мартину. Отец Джон Беттертон приехал в колледж после того, как провел несколько лет в тюрьме. Его осудили за преступление на сексуальной почве, совершенное против двух мальчиков, прислужников в церкви, в которой он был священником. Отец Джон признал себя виновным, но все обвинение строилось на неуместных ласках и поглаживаниях, а не на серьезном сексуальном насилии, и если бы архидьякон Крэмптон лично не отыс-кал дополнительные доказательства, вряд ли вынесенный священнику приговор предполагал бы тюремное заключение. Он опросил уже выросших хористов, которые раньше пели в церкви, собрал новые свидетельские показания и уведомил о них полицию. Весь этот инцидент вызвал всплеск негодования и принес много бед, а перспектива поселить архидьякона и отца Джона под одной крышей вселяла в отца Мартина подлинный ужас. Его разрывало от жалости каждый раз, когда он видел, как отец Джон почти крадется на службы, причащается, но сам никогда не отправляет обряд, найдя в Святом Ансельме не столько работу, сколько прибежище. Архидьякон, очевидно, поступал по велению долга, и, наверное, не стоило притворяться, что долг в этом случае был неприятным. Но все-таки сложно объяснить, почему он столь безжалостно преследовал собрата-священника, к которому не испытывал личной неприязни и, более того, вряд ли с ним вообще встречался.
– Вот интересно, а вдруг Крэмптон сам был немного… ну… того, когда преследовал отца Джона? Ведь вся ситуация выглядит несколько абсурдно, – стал вслух размышлять отец Мартин.
– В каком смысле «сам того»? Психически он был здоров. Разве возникали какие-то сомнения?..
– Просто все случилось сразу после самоубийства его жены, – напомнил отец Мартин. – Ему было очень непросто.
– Тяжелая утрата всегда дается непросто. Не понимаю, как личная трагедия могла повлиять на его мнение по поводу дела, в котором оказался замешан отец Джон. Мне тоже было непросто, когда погибла Вероника.
Отец Мартин с трудом сдержал улыбку. Леди Вероника Морелл погибла, в очередной раз навещая семейное гнездо, которое она, по правде сказать, и не покидала. Она упала во время охоты, занимаясь спортом, который так и не смогла, более того, и не собиралась бросать. Если отцу Себастьяну в любом случае предстояло потерять жену, он бы наверняка предпочел, чтобы она ушла именно так. Одно дело, думал отец Мартин, говорить «моя жена сломала шею во время охоты», и совсем иное – «моя жена скончалась от воспаления легких». Отец Себастьян не хотел жениться второй раз. Ведь он состоял в браке с дочерью графа! Пусть та и была на пять лет старше и слегка (если не сказать больше) похожа на обожаемых ею животных… Вероятно, перспектива создать союз с женщиной более низкого положения казалась ему не слишком заманчивой, более того, оскорбительной. Отец Мартин, поймав себя на столь недостойных мыслях, тут же мысленно покаялся. Леди Вероника ему нравилась. Он вспомнил стройную фигурку в галереях колледжа, когда по окончании последней службы, на которой она присутствовала, леди Вероника кричала мужу:
– Себ, твоя проповедь что-то затянулась. Не поняла и половины – кстати, уверена, что парни тоже.
Леди Вероника всегда обращалась к студентам не иначе, как «парни». Муж, по ее мнению, руководил не учебным учреждением, а конюшнями, в которых готовили на скачки лошадей, – во всяком случае, так казалось отцу Мартину.
Все знали: если жена директора в колледже, значит, сам он весел и в благоприятном расположении духа. Отец Мартин упорно отказывался допускать даже мысль об отце Себастьяне и леди Веронике на супружеском ложе, но совершенно не сомневался, когда видел их вместе, что они действительно испытывают друг к другу сильные чувства. Священник посчитал это одной из составляющих семейной жизни, которая так разнообразна и специфична и которую он сам, извечный холостяк, мог лишь восхищенно наблюдать со стороны. Ему пришло на ум, что, наверное, сильное влечение важно не меньше, чем любовь, и более надежно.