Уже совсем рассвело, когда он, наконец, заметил здание Уайт Прайор. Находившийся на некотором расстоянии в стороне от дороги, огороженный занесенной снегом каменной стеной с двумя металлическими воротами. Ближайшие ворота были открыты. Вечнозеленые остроконечные ели чернели посреди лужаек, оставляя дом в тени. Он видел тяжелые фронтоны и скопление узких дымоходов на фоне сероватых низких облаков; длинное и приземистое, выстроенное в виде перевернутой буквы Т, и флигелями, вытянувшимися по направлению к дороге; когда-то выкрашенные белой краской, сейчас они выглядели серыми. Пустые стрельчатые окна. Никакого движения внутри.
Беннетт вылез из машины, прошел на негнущихся затекших ногах к воротам и распахнул их пошире. Звук двигателя потревожил птиц. От ворот гравиевая дорожка петляла вверх к другим, крытым, въездным воротам с левой стороны. Разросшиеся дубы и клены по обе стороны дорожки тесно переплелись кронами, поэтому снега, проникшего в образованный ими тоннель, было немного. Именно тогда, - как он вспоминал позднее, - какое-то смутное беспокойство охватило его. Он миновал деревья и остановился под крышей въездных ворот. Рядом с ним, с прикрытым ковриком капотом, был припаркован седан "Воксхолл", который, как он знал, принадлежал Джону Бохану.
Затем он услышал собачий вой.
Раздавшийся в полнейшей тишине, этот неожиданный звук почти испугал его. Он был глубоким и низким, перейдя затем в дрожащий и высокий. И эта дрожь ужасно напоминала человеческий вопль. Беннетт начал спускаться, оглядываясь по сторонам. С правой стороны он увидел большую дверь кирпичного дома, и лестницу, ведущую на балкон. Дальше впереди дорожка, - покрытая снегом подобно лужайке, - растраивалась. Одно ответвление скрывалось позади дома, другое - шло по склону и скрывалось в аллее вечнозеленых насаждений, а третье уходило в сторону низких строений, по всей видимости, конюшен. Именно оттуда...
Снова донесся тоскливый собачий вой.
- Лежать! - раздался далекий голос. - Лежать! Тихо! Хорошая собака! Лежать!
Потом раздался какой-то звук, и Беннетт подумал, что это опять собака. Но это был голос человека. Это был слабый крик, с интонациями, каких он никогда прежде не слышал, донесшийся откуда-то со стороны конюшен.
Будучи еще полусонным, он ощутил почти физическую боль. Но нашел в себе силы добежать до конца въезда и выглянуть наружу. Теперь он мог видеть конюшни. На мощеном дворе перед ними он увидел фигуру мужчины, по всей видимости, конюха, одетого в коричневые гетры и вельветовый костюм, державшего под уздцы двух испуганных оседланных лошадей, и старавшегося успокоить их, когда они начинали бить копытами по булыжнику. Голос конюха, голос того же самого человека, который говорил с собакой, перекрыл лошадиное фырканье и причмокивание:
- Сэр! Сэр! Где вы? Что-то случилось?
Другой голос что-то слабо отвечал, что-то похожее на: "Я здесь!" Проследив взглядом направление, откуда он раздался, Беннетт припомнил кое-что из описания усадьбы. Он увидел узкую аллею вечнозеленых насаждений, спускающуюся вниз и переходящую в большую рощу круглой формы, вокруг павильона, называвшегося Зеркалом Королевы. Ему показалось, что он узнал голос Джона Бохана. Тогда он побежал.
Его ботинки уже промокли и все равно промерзли бы, а слой снега был не более полудюйма глубиной. Вниз по склону, к вечнозеленым насаждениям, шла одна-единственная цепочка следов. Она была совершенно свежая, кто-то прошел здесь совсем недавно. Он проследовал вдоль нее, затем тридцать с небольшим футов по аллее, и вышел к роще. Было невозможно четко что-либо разглядеть, за исключением грязно-белого цвета павильона, стоявшего посреди снежной лужайки размером в половину акра. Квадратный парапет, размером приблизительно в шестьдесят футов, с павильоном в центре. Широкая каменная лестница вела к входной двери низкого мраморного дома. Цепочка следов заканчивалась у входной двери. Следов, ведущих в обратном направлении, не было.
В дверном проеме возникла фигура, возникла так внезапно, что Беннетт застыл как вкопанный; сердце его бешено колотилось, дыхание перехватило. Черное пятно на сером фоне. Человек закрыл рукой глаза и привалился к дверному косяку, словно обиженный ребенок. Беннетт услышал рыдания.
Он сделал шаг вперед, снег под ногой хрустнул и фигура обернулась.
- Кто здесь? - раздался голос Джона Бохана, неожиданно высокий. - Кто?..
Резко выпрямившись, он немного отодвинулся в тень дверного проема. Даже на таком большом расстоянии, в полумраке, Беннетт мог видеть узкие обтягивающие бриджи для верховой езды; однако лицо под низко надвинутой шапочкой казалось размытым и дрожащим. Вопрос и ответное эхо погасли над лужайкой. Беннетт опять услышал далекий собачий вой.
- Я только что приехал, - сказал он. - Я... Что...
- Идите сюда, - произнес Бохан.
Беннетт быстрыми шагами двинулся через лужайку. Он не пошел по следам, которые вели к парапету и затем к лестнице. Он видел шестьдесят футов плоского заснеженного пространства вокруг павильона, и решил, что это газон. Его нога почти коснулась низкого парапета, когда голос Бохана остановил его.
- Не ступайте туда! - крикнул он, и его голос сорвался. - Не идите там, проклятый дурак! Это тонкий лед. Это озеро. Вам нужно обойти...
Вернувшись назад, Беннетт изменил направление. Он, тяжело дыша, поднялся по тропинке, и в три шага взбежал по лестнице к двери.
- Она мертва, - сказал Бохан.
В наступившей тишине был слышен щебет проснувшихся воробьев; они затеяли склоку и один из них вспорхнул вдоль карниза. Дыхание Бохана окутало его лицо паром в морозном воздухе, губы его едва шевелились. Его неподвижный взгляд застыл на Беннетте, щеки впали.