– Это неправда, Эдриан, – сказал Габриель. – Иначе мы не были бы здесь.
– Вы имеете в виду обвинения, выдвинутые против Фогеля Максом Клайном?
– Вам об этом известно?
– Фогель предупредил нас, что в Вене может возникнуть некая ситуация. Он попросил нас вмешаться и рассеять обвинения. Мы сообщили ему, что не можем этого сделать.
– И тогда он взял дело в свои руки.
– Вы предполагаете, что Фогель дал указание взорвать «Рекламации за период войны и справки»?
– Я предполагаю также, что он прикончил Макса Клайна, чтобы тот замолчал.
Картер помолчал с минуту, прежде чем высказаться.
– Если это дело рук Фогеля, он принял такие предосторожности и использовал столько подставных лиц, что вы никогда не сможете обвинить его. Кроме того, взрыв в офисе и смерть Макса Клайна – это произошло в Австрии, не в Израиле, а ни один австрийский прокурор не даст санкции на расследование убийства, якобы совершенного Людвигом Фогелем. Так что это тупик.
– Его настоящее имя Радек, Эдриан, а не Фогель, и встает вопрос почему. Почему Радека так озаботило расследование, предпринятое Эли Лавоном, что он прибег к убийству? Даже если бы Эли и Макс Клайн смогли убедительно доказать, что Фогель является на самом деле Эрихом Радеком, австрийский государственный прокурор никогда не предал бы его суду. Он слишком стар. Слишком много времени прошло. Никаких свидетелей не осталось, кроме Клайна, и Радек никогда не был бы осужден в Австрии на основании слов одного старого еврея. Так почему надо было прибегать к насилию?
– У меня такое впечатление, что у вас есть на этот счет своя теория.
Габриель оглянулся через плечо и прошептал несколько слов на иврите Шамрону. Шамрон протянул Габриелю папку со всеми материалами, которые тот собрал в ходе расследования. Габриель раскрыл ее и вынул один-единственный предмет: сделанную им фотографию дома Радека в Зальцкаммергуте, на которой Радек изображен с женщиной и юношей. Габриель положил ее на стол и повернул так, чтобы Картеру было видно. Глаза Картера прошлись по фотографии, затем перекинулись на Габриеля.
– Кто она?
– Его жена – Моника.
– Когда же он на ней женился?
– Во время войны, – сказал Картер, – в Берлине.
– В его деле нигде нет упоминания об одобренной СС женитьбе.
– Многие вещи не дошли до дела эсэсовца Радека.
– А после войны?
– Она поселилась в Пуллахе под своим настоящим именем и жила с Фогелем. Мальчик родился в сорок девятом году. Когда Фогель вернулся в Вену, генерал Гелен считал, что для Моники и их сына будет небезопасно открыто поехать с ним, так же считало и Управление. Ее сочетали браком с человеком из сети Фогеля. Она жила в Вене, в доме, отделенном от дома Фогеля садовой оградой. Он посещал их вечером. Со временем мы построили между домами туннель, чтобы Моника и мальчик могли свободно передвигаться из одной резиденции в другую, не боясь быть замеченными. Мы никогда не знали, кто за ними следит. Русским очень хотелось бы скомпрометировать Фогеля и развернуть на себя.
– А как звали мальчика?
– Его имя Петер.
– А агента, за которого вышла Моника? Пожалуйста, скажите его фамилию, Эдриан.
– Я думаю, вы уже знаете ее, Габриель. – Картер помедлил и произнес: – Его фамилия Метцлер.
– Петер Метцлер, человек, который вот-вот станет канцлером Австрии, является сыном нацистского военного преступника Эриха Радека, и Эли Лавон собирался обнародовать этот факт.
– Похоже, что так.
– Это выглядит для меня основанием для убийства, Эдриан.
– Браво, Габриель, – произнес Картер. – Но что тут можно сделать? Убедить австрийцев выдвинуть обвинения против Радека? Желаю удачи. Разоблачить Петера Метцлера как сына Радека? Если вы это сделаете, вы раскроете также то, что Радек был нашим человеком в Вене. А это поставит Управление в сложное положение перед общественностью в такое время, когда оно участвует во всемирной кампании против сил, которые хотят уничтожить мою страну и вашу. Это также надолго заморозит отношения между вашей службой и моей в такое время, когда вам отчаянно необходима наша поддержка.