Он снова потянулся к звонку, но прежде чем успел нажать на кнопку, раздался зуммер и задвижка отскочила. Он открыл калитку и пересек двор. Когда он подошел к порталу, дверь распахнулась, и на пороге стоял мужчина в расстегнутом пиджаке и спущенном галстуке. Он и не пытался скрыть черную кожаную кобуру, в которой лежал револьвер «глок». Круц ничуть не встревожился – он хорошо знал этого человека. Это был бывший полицейский по имени Клаус Хальдер. Дело в том, что это Круц нанял его для охраны Старика. Хальдер обычно сопровождал Старика, лишь когда он выходил из дома или ожидал гостей. Его присутствие на Штёббергассе в полночь, как и телефонный звонок на дом Круцу, не были добрым знаком.
– Где он?
Хальдер молча перевел взгляд в пол. Круц расстегнул пояс на своем плаще и вошел в кабинет Старика. Фальшивая стена была отодвинута. Маленький, похожий на капсулу лифт стоял в ожидании. Круц вошел в кабину и, нажав на кнопку, медленно отправился вниз. Через несколько секунд дверцы открылись, и перед Круцем оказалось маленькое подземное помещение в светло-желтых тонах и с позолотой, поскольку хозяин любил барокко. Американцы построили для него эту комнату, чтобы он мог проводить в ней важные совещания, не опасаясь, что русские могут его подслушать. Они построили и тоннель, куда открывала доступ стальная дверь с секретным замком. Круц был одним из немногих в Вене, кто знал, куда ведет этот тоннель и кто жил в доме на другом его конце.
Старик сидел у маленького столика, на котором стоял стакан с напитком. Круц сразу понял, что Старик не в себе, потому что он вертел стакан дважды вправо, потом дважды влево. Направо, направо, налево, налево. «Странная манера, – подумал Круц. – Чертовски угрожающая». Он полагал, что Старик приобрел эту манеру в своей прошлой жизни, в другом мире. В мозгу Круца возникла картина: русский комиссар, прикованный к столу допроса, и Старик, сидящий по другую сторону стола, весь с головы до ног в черном, крутящий вот так свой стакан и глядящий на свою добычу бездонными голубыми глазами. Круц почувствовал, как у него екнуло сердце. Бедняги, наверное, обделывались еще до того, как дело принимало крутой оборот.
Старик поднял глаза – вращение стакана прекратилось. Его холодный взгляд уперся в грудь Круца. Он насупился. Круц опустил глаза и увидел, что у него на рубашке неверно застегнуты пуговицы. Он одевался в темноте, чтобы не будить жену. Старик указал на пустой стул. Круц перестегнул пуговицы на рубашке и сел. Стакан снова завертелся – два раза направо, два – налево. Направо, направо, налево, налево.
Он заговорил без приветствия и преамбулы. Словно они продолжали разговор, прерванный стуком в дверь.
– В последние семьдесят два часа, – сказал Старик, – были совершены две попытки покушения на жизнь израильтянина: первая в Риме, вторая в Аргентине – к несчастью, израильтянин в обоих случаях остался жив. В Риме, судя по всему, его спасло вмешательство коллеги из израильской разведки. В Аргентине дело было сложнее. В церкви города Пуэрто-Блест израильтянин и женщина, с которой он, судя по всему, путешествует, были взяты под охрану американцами.
У Круца естественно возникли вопросы. В обычных обстоятельствах он придержал бы язык и дождался бы, пока Старик скажет все до конца. Теперь же, через тридцать минут после того, как его вытащили из постели, он не выказал обычного долготерпения.
– А что израильтянин делал в Аргентине?
Лицо Старика словно застыло и рука замерла. Круц перешел границу – границу, отделявшую то, что он знал о прошлом Старика и чего он никогда не узнает. Он почувствовал, что ему стало трудно дышать под упорным взглядом Старика. Не каждый день удается довести до ярости человека, способного организовать две попытки убийства на двух континентах за семьдесят два часа.
– Вам нет нужды знать, почему израильтянин оказался в Аргентине или даже то, что он вообще там был. Что вам нужно знать – это что данное дело приняло опасный поворот. – Вращение возобновилось. – Как вы, вероятно, понимаете, американцам известно все. Кто я на самом деле, что я делал во время войны. От них этого не скрыть. Мы же были союзниками. Мы вместе вели крестовый поход против коммунистов. В прошлом я всегда рассчитывал на их осмотрительность – не из лояльности ко мне, а просто из страха перед неприятностями. У меня нет иллюзий, Манфред. Они смотрят на меня как на проститутку. Они обратились ко мне, когда были одиноки и нуждались в людях, а теперь, когда «холодная война» окончена, я превратился в женщину, о которой лучше забыть. И если они сейчас каким-то образом сотрудничают с израильтянином… – Он так и не докончил мысли. – Вам понятна моя позиция, Манфред?