3
Венеция
В коридорах и конференц-залах Израильской разведслужбы Ари Шамрон был легендой. Он действительно был ядром службы. Он проникал во дворцы королей, крал тайны тиранов и убивал врагов Израиля собственными руками. Свой величайший подвиг он совершил в дождливую ночь в мае 1960 года, когда, выскочив из машины в убогом пригороде на севере Буэнос-Айреса, захватил Карла Адольфа Эйхманна.
В сентябре 1972 года премьер-министр Голда Меир приказала ему выследить и убить палестинских террористов, которые захватили и убили одиннадцать израильтян на Мюнхенских Олимпийских играх. Габриель, бывший тогда многообещающим студентом в Школе искусств в Иерусалиме, нехотя присоединился к операции Шамрона с подходящим названием «Гнев Господень». По лексикону операции на иврите Габриеля звали Алэ. Имея в руках всего лишь «беретту», он спокойно убил шесть человек.
Карьера Шамрона не была непрерывным взлетом. Были в ней и глубокие долины, и ошибочные прогулки по оперативному пустырю. За ним закрепилась репутация человека, который сначала стреляет, а уж потом волнуется по поводу последствий. Одним из величайших его достоинств был сумасбродный характер. Он вызывал страх как у друзей, так и у врагов. Некоторые политические деятели не могли мириться с его вспыльчивостью. Рабин часто избегал принимать его звонки, опасаясь услышать то, что он скажет. Перес считал его дикарем и отправил в иудейскую пустыню в отставку. Барак, когда служба стала заваливаться, реабилитировал Шамрона и вернул его на службу, чтобы выправить ситуацию.
Официально он был в отставке, и его любимая служба находилась в руках в высшей степени современного технократа «чего изволите» по имени Лев. Но во многих кругах Шамрон всегда оставался Memuneh, самым главным. Нынешний премьер-министр был его давним другом и попутчиком. Он дал Шамрону непонятный титул и достаточно власти, чтобы тот у всех стоял поперек горла. На бульваре Царя Саула были люди, которые клялись, что Лев втайне молится, чтобы Шамрон поскорее умер, и что Шамрон, упрямец Шамрон, благодаря своей стальной воле умудряется оставаться живым, чтобы изводить его.
Сейчас, стоя у окна, Шамрон спокойно изложил Габриелю все, что ему было известно о случившемся в Вене. Накануне вечером в «Рекламациях за период войны и справках» взорвалась бомба. Эли Лавон лежит в глубокой коме в отделении интенсивной терапии венской Общей больницы; шансы на выживание – в лучшем случае один из двух. Его две помощницы – Ревекка Газит и Сара Гринберг – погибли при взрыве. Ответственность взяло на себя ответвление организации бен Ладена «Аль-Кайеда» – какая-то темная группа под названием «Ячейки исламских борцов». Шамрон разговаривал с Габриелем на своем английском с убийственным акцентом. В доме на венецианском канале не разрешалось говорить на иврите.
Кьяра принесла в гостиную кофе и ругелах и села между Габриелем и Шамроном. Из них троих только на Кьяру распространялись дисциплинарные правила службы. Она числилась как bat leveyha,[9] и работа ее состояла в том, чтобы быть любовницей или женой офицера на оперативной работе. Как все сотрудники службы, она была обучена искусству единоборства и умению пользоваться оружием. То, что на выпускном экзамене по стрельбе она получила более высокую оценку, чем Габриель Аллон, служило источником напряжения в службе. Секретные задания, которые ей давали, часто требовали известного интима с партнером, например, ей приходилось проявлять нежность в ресторанах и ночных клубах и делить с ним постель в гостиничных номерах или на конспиративных квартирах. Романтические отношения между офицерами разведки и сопровождающими их агентами официально были запрещены, но Габриель знал, что совместная жизнь и естественный стресс оперативной работы часто побуждают людей сближаться. Однажды у него самого был роман с его bat leveyha в Тунисе. Это была хорошенькая марсельская еврейка по имени Жаклин Делакруа, и роман чуть не разрушил его брак. Когда Кьяра уезжала, Габриель часто представлял себе ее с другим мужчиной. Хоть он и был не из ревнивых, втайне он с нетерпением ждал того дня, когда на бульваре Царя Саула решат, что ей грозит слишком большая опасность на оперативной работе.
– А из кого в точности состоят эти «Ячейки исламских борцов»? – спросил он.
Шамрон состроил гримасу.
– Это краткосрочно действующие оперативники, выступающие главным образом во Франции и паре других европейских стран. Им нравится поджигать синагоги, осквернять еврейские кладбища и избивать на парижских улицах еврейских детей.
– Можно было что-то извлечь из их объявления о том, что они берут на себя ответственность?
Шамрон отрицательно покачал головой:
– Это всего лишь обычная болтовня о плачевном положении палестинцев и уничтожении сионистов как класса. Да еще они грозили продолжить нападения на еврейские объекты в Европе, пока Палестина не станет свободной.
– Контора Лавона была настоящей крепостью. Как сумела группа, обычно бросающая «коктейли Молотова» и разбрызгивающая краску, проникнуть в «Рекламации за период войны и справки» и подложить там бомбу?
Шамрон принял чашку из рук Кьяры.
– Австрийская штатсполицай еще не уверена, но они полагают, что бомба могла быть скрыта в компьютере, который в тот день был доставлен в контору.
– А мы полагаем, что «Ячейки исламских борцов» способны запрятать бомбу в компьютер и протащить ее в охраняемое здание в Вене?
Шамрон усиленно стал размешивать сахар в своей чашке с кофе и медленно покачал головой.
– Тогда кто же это сделал?
– Я, безусловно, хотел бы знать ответ на этот вопрос.
Шамрон снял пиджак и закатал рукава рубашки. Было ясно, что он давал этим понять. Габриель отвел взгляд от скрытых тяжелыми веками глаз Шамрона и подумал о том последнем разе, когда Старик посылал его в Вену. Это было в январе 1991 года. Службе стало известно, что иракский разведчик, действовавший в городе, планирует осуществить целую цепь террористических нападений на израильские объекты в годовщину первой войны в Персидском заливе. Шамрон приказал Габриелю следить за иракцем и при необходимости принять упреждающие меры. Не желая расставаться с семьей, Габриель взял с собой свою жену Лею и маленького сынишку Дани. Сам того не сознавая, он попал в западню, приготовленную для него палестинским террористом по имени Тарик аль-Хурани.
Габриель был долго погружен в раздумья, наконец он посмотрел на Шамрона.
– Вы что, забыли, что Вена – запретный для меня город?
Шамрон закурил одну из своих смердящих турецких сигарет и положил потушенную спичку на блюдце рядом со своей ложкой. Он сдвинул очки на лоб и скрестил на груди руки. Они были у него все еще мощные – стальное плетение под тонким слоем провисшей загорелой кожи. Такими же были и пальцы. Этот жест Габриель уже много раз видел. Непреклонный Шамрон. Неукротимый Шамрон. Вот так же он выглядел, когда впервые послал Габриеля в Рим убивать. Уже тогда он был немолод. Да, собственно, он никогда и не был по-настоящему юн. Вместо того, чтобы бегать за девушками по пляжу в Нетанье, он уже командовал отрядом в Палмахе, сражаясь в первом бою в нескончаемой войне, которую ведет Израиль. Молодость была у него украдена. Теперь он крал ее у Габриеля.
– Я сам вызывался поехать в Вену, но Лев и слышать об этом не хочет. Он знает, что из-за нашей печальной славы в Вене я стал кем-то вроде парии. Он считает, что штатсполицай и австрийские службы безопасности будут более любезны, если нас будет представлять менее полярная фигура.
– И вы решили послать меня?
– Не в официальном качестве, конечно. – В эту пору Шамрон не делал почти ничего в официальном качестве. – Но я буду себя куда уютнее чувствовать, если кто-то, кому я доверяю, будет в Вене наблюдать за состоянием дел.