— Умоляю тебя не начинать все сначала. Из-за одного-единственного раза нельзя же вечно изводить человека…
Ее слова были прерваны деликатным мужским покашливанием. В дверях стоял Карл, вот уже с полгода выполнявший в доме судьи Коновера целый ряд обязанностей, в том числе садовника — когда требовали обстоятельства — и шофера. Высокий брюнет лет тридцати, Карл носил аккуратно подогнанные джинсы и серую майку, плотно облегавшую бугры мышц на плечах и предплечьях. Шлем черных вьющихся волос обрамлял лицо с крупными, но неопределенными чертами, тяжелыми веками, полным чувственным ртом и расплющенным боксерским носом. Жил он тут же, за домом, в одной из трех квартир над гаражом.
— Простите, что вошел без стука, — сказал он с заметным немецким акцентом. — Я хотел спросить, когда подавать автомобиль. Вчера вы сказали, что служебный лимузин будет скорее всего занят.
Темпл посмотрел на мнущегося в дверях дюжего молодца, который глаз не спускал с Сесили.
— Через час, — сказал он, — через час я буду готов.
— Хорошо, сэр, — проговорил Карл, исчезая за дверью.
— Почему занят служебный автомобиль, Темпл?
— Ремонтируют, должно быть. Или взяли на похороны.
— А ты сам на похороны поедешь? — спросила Сесили.
— И не подумаю.
— Мне кажется, тебе все же надо поехать. Покойный работал у вас старшим клерком.
Судья попытался сдержать дрожь в правой руке, но не смог, и она быстро охватила все тело. Костыль грохнулся на пол, дрожащей рукой судья опрокинул кофейник.
— Тебе плохо, Темпл?
— За собой бы лучше смотрела!
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты даже не считаешь нужным запахнуть халат в присутствии постороннего мужчины.
Она взглянула вниз, на полы халата, потом подняла глаза на мужа.
— Но ведь на то он и халат, понимаешь?
— Да, но у него есть застежки, другое дело, что ты ими никогда не пользуешься!
— Ты меня просто смешишь, — сказала Сесили, натягивая одну полу халата на голые ноги, а другой прикрывая грудь. — Извини, я пойду к себе. Надо переодеться на похороны.
Уперевшись руками в стол, Темпл с трудом встал на ноги. Сесили, обойдя стол, подняла костыль, протянула его мужу.
— С какой стати ты решила отправиться на похороны этого мерзавца?
— Потому что не пойти было бы неприлично. Мало ли что…
— Сазерленд был отпетым…
— Прекрати, не хочу об этом говорить! — Она вышла из комнаты. Судья, кряхтя, двинулся следом, медленно, с трудом выдвигая вперед костыль с резиновым наконечником и подтягивая по полу парализованную правую ногу. Он дотащился до ее спальни и, открыв дверь, крикнул:
— Ты меня оскорбляешь тем, что едешь на его похороны!
Скинув халатик, Сесили ушла в свою ванную комнату.
— Шлюха! — произнес Темпл негромко, но так, чтобы она услышала.
Сесили стояла, опершись о края раковины, и рассматривала себя в зеркало. Услыхав слова мужа, она выпрямилась и обернулась в его сторону:
— И у вас еще хватает нахальства толковать об оскорблениях, господин судья?
Он сделал неуверенный шаг вперед, но зашатался и схватился для упора за ручку двери. Дрожь усиливалась. Казалось, он вот-вот не устоит на ногах. Сесили бросилась к нему через комнату, подхватила под руку.
— Не смей до меня дотрагиваться! — неожиданно сильным, повелительным голосом крикнул Темпл. Он взметнул вверх костыль, будто собираясь ее ударить, но передумал:
— Хочешь идти на похороны, черт с тобой, отправляйся! Повеселись на его могиле и за меня тоже!
Глава 5
Отслужив заупокойную службу по Кларенсу Сазерленду, священник епископальной церкви мельком оглядел людей, пришедших на кладбище проводить усопшего в последний путь. Мать покойного приникла к плечу мужа — она была на грани обморока. Обнимая ее за плечи, рядом стояла прилетевшая ночным рейсом из Калифорнии сестра покойного Джил. Отдельной группой чуть поодаль держались сослуживцы по Верховному суду во главе с Морганом Чайлдсом. Вскинув голову, Чайлдс вглядывался в хмурое серое небо, но вскоре заморгал, как только на лицо ему упали первые капли дождя. Подле него плакала, не пытаясь сдержаться, Лори Роулс.
Мартин Теллер поднял воротник теплого полупальто от Бербери. Ему нездоровилось в то утро — он уже проснулся с признаками начинающейся простуды. Мартин искоса посмотрел на секретаршу доктора Сазерленда Веру Джонс, которая, единственная из всех пришедших на похороны, — отметил он, — оделась точно по погоде: длинный, до лодыжек, так, что закрывал верх туфель, плащ из магазина «Тоутс».