— Зачем нужно было все это? Неужели все напрасно?
И вдруг, словно потусторонняя сила вступила в свои права, в ответ на ее слова кожаное кресло в центре медленно повернулось. Она не могла разглядеть человека, сидящего в кресле, видна была лишь рука, лежащая на подлокотнике. Но Теллер знал, кто это… Человек, которому это кресло принадлежало по закону, — председатель Верховного суда Соединенных Штатов. И он, и женщина, движимые непреодолимой силой, вернулись на место преступления, и каждый стал на отведенное ему место, исполнил свою роль в последнем акте раскрытия преступления. Теллер покачал головой: им овладело сложное чувство. С одной стороны, если это дело, как и многие другие, будет завершено, придет к финалу, то произойдет это во многом благодаря участию главных действующих лиц, а не полиции, каков бы ни был ее вклад. Осознание же этого не могло не вызвать в нем легкого сожаления. Ну что ж, по крайней мере он присутствует при финале, а это случалось с ним не часто в других делах, над которыми он работал. Во всяком случае во многом благодаря профессионализму и чутью Сюзанны, он почти вычислил, кто преступник, и именно это знание и привело его сюда, к развязке…
— Нет, не напрасно, — нарушил тишину и размышления Теллера голос, исходивший с места председателя, а сам верховный судья Джонатан Поулсон слегка наклонился вперед, так что лицо его озарилось светом, падающим из окна. — Но позвольте мне заметить, молодая леди, что вы не обязаны больше ничего добавлять…
— Нет, я должна… Дело не в том, что он был жесток со мной… Он был жесток и с другими, я знаю… Но он был и умен, чертовски умен и вместе с тем беспринципен. Именно поэтому случилось то, что случилось, отсюда его готовность на все: что угодно сделать, что угодно сказать, лишь бы добиться того, что он хочет…
— Я повторяю, — прервал ее Поулсон, — вам не следует продолжать. У вас есть права, и вас будут хорошо защищать…
Теллер решил, что настало время показаться. Восстав из темноты лож для прессы, он быстрым шагом пересек пространство до помоста и посмотрел вверх, на кресло:
— Добрый вечер, господин председатель Верховного суда.
Поулсон не ответил, лишь кивнул в ответ, явно недовольный тем, что обнаружился нежданный свидетель этой сцены, которая, как он считал, должна быть исключительно личной, в которой, по крайней мере сейчас, имели право участвовать лишь он и взволнованная женщина, стоящая внизу.
Теллер повернулся к ней:
— Мисс Джонс, простите, что я вторгаюсь таким образом в ваши проблемы. Поверьте, мне очень жаль. Но, боюсь, я должен сообщить вам, что вы арестованы. — Чувствуя себя идиотом, он начал перечислять ей ее права, как полагалось в подобных случаях; в конце концов, так было предписано, по крайней мере, некоторые судьи этого заведения на том настаивали.
— Послушайте его, — сказал Поулсон. — Это в ваших интересах.
Но Вера не могла остановиться. Как будто не слыша ни Теллера, ни Поулсона, она медленно продолжала говорить:
— Я думала, что поступаю правильно: он стольким причинил зло и стольким еще угрожал… Бог мой, он знал факты, которые могли повредить председателю Верховного суда, погубить репутацию другого судьи, национального героя, и даже добраться до президента… Он хотел воспользоваться своим влиянием, грязным влиянием, замешанным на мерзости, копании в чужой жизни… Чтобы принять законы о рождении детей… аборте… Он сам был абортом… даже его отец, его собственный отец, так говорил…
Поулсон спустился с судейского кресла и попросил Теллера удалиться, пообещав, что проследит, чтобы Вера Джонс пришла в участок позднее. Теллер, как велико ни было его желание именно так и поступить, знал, что по правилам не может пойти на это. Похоже, что временами верховные судьи, особенно господин председатель, готовы были поступиться первейшими заповедями следственного протокола. Что ж, они могли себе это позволить. Он не мог.
Сопровождая Веру на пути из зала суда, он спросил, что она имела в виду, говоря о том, что все было напрасно.
Она покачала головой.
— Я говорила об этой ужасной Лори Роулс… Вы, наверное, думаете, что я ее ненавидела, потому что она была моей соперницей, но дело не только в этом. — Она взглянула на Теллера, будто впервые увидела его, вернувшись на землю после состояния транса, в котором пребывала. — Инспектор Теллер… Вы и мисс Пиншер были правы, когда пришли к нам в офис и спросили о досье Поулсона. Видит Бог, мне очень жаль, что его у меня не было и я выглядела полной дурой, несчастной и достойной презрения. Как можно было верить, когда он говорил о своих чувствах ко мне. Действительно ли я ему верила? Боюсь, что да… Потому что мне так сильно этого хотелось… Вы никогда его не видели, Кларенса, он мог казаться самим очарованием, нежным, любящим… Да, любящим… Конечно, многое значила внешность. Некоторые говорили, что он копия Роберта Редфорда. Ему ничего не стоило убедить вас, что вы единственная женщина на свете… Да, и меня он убедил в этом; конечно же, мне самой ужасно хотелось в это верить, я вам уже говорила. Я знаю, что мало кому нравлюсь. А тут я была польщена, взволнована, почувствовала себя настоящей женщиной… Я уж и не помню, когда это было в последний раз. Я понимаю, это не может служить оправданием, конечно же, нет…