Священник, дородный, краснолицый мужчина, еще не отдышался после быстрой ходьбы от лимузина до могилы, а потому и не торопился с заупокойной молитвой. Но вот он опустил глаза в «Книгу бытовых молитв», которую держал в мясистых руках, и начал: «Господу Всемогущему вверяем мы ныне душу усопшего брата нашего Кларенса и предаем тело его земле…»
Сделав шаг вперед, доктор Сазерленд взял в руку горсть земли и рассыпал ее по крышке гроба, который плавно, на стропах, опускали в могилу кладбищенские рабочие. Дождь усилился, так что священник был вынужден держать над головой раскрытую ладонь для защиты от холодных капель. Он ускорил темп.
Теллер громко чихнул, на миг переключив на себя внимание трех охранников из Министерства финансов, которых его руководство прикрепило к судье Чайлдсу.
— Да пребудет с тобой Бог, — возглашал священник.
— И с духом твоим, — вторили ему несколько голосов из толпы.
— Помолимся, братья. Господи, яви нам свое милосердие.
— Христос, яви нам свое милосердие, — прозвучал отклик.
— Боже, яви нам свое милосердие.
Теллер смотрел вслед скорбящим, которые шли назад, к своим лимузинам. Когда все уехали, он возвратился к могиле, посмотрел вниз, на крышку гроба. Знать бы, кто тебя ухлопал, парень!
— Находиться на территории по окончании похорон не положено, — заметил ему служащий кладбища.
— Да-да, конечно, виноват.
В управлении выяснилось, что ему звонили несколько человек с просьбой связаться с ними по возвращении с кладбища, и среди них Сюзанна Пиншер. Ей он первой и позвонил.
— Ездили на похороны? — спросила она.
— Только что оттуда. Очень проникновенно. Но сыро, я простудился.
— Вы такой незакаленный?
— Если совсем разболеюсь, то даже смогу потребовать компенсацию по временной потере трудоспособности. Ну да Бог с ней. Знаете, мисс Пиншер, я думал о вас вчера вечером.
— Неужели обо мне? — спросила она с улыбкой, судя по интонации.
— Да, я вполне серьезно. Я наконец-то понял, на кого из киноактрис вы похожи.
— Это интересно.
— На Кэндис Берген.
— Польщена, тем более что слышу это от самого Пола Ньюмена.
— Именно на Кэндис Берген, уверяю вас.
— Вы всегда, знакомясь с людьми, выясняете для себя, на кого они похожи?
— Да, почти всегда. Это мое хобби. Мы, помнится, договаривались поужинать на этой неделе?
— Я не забыла, только пока что сложно. У меня…
— Поговорить о деле Сазерленда. Возникли кое-какие соображения.
— Очень хотелось бы их послушать. Знаете что, лейтенант Теллер, давайте предварительно договоримся на субботний вечер. Тем более что на субботу утром у меня назначена встреча с судьей Чайлдсом, а на неделе, возможно, удастся переговорить и с другими судьями. Так что к субботе я, вероятно, смогу поделиться с вами содержанием этих бесед.
— Заметано. Я заеду за вами в семь. Где вы живете?
Последовала продолжительная пауза.
— Вы индийскую кухню любите? — вместо ответа спросила Сюзанна.
— Нет.
— А венгерскую?
— Венгерскую люблю до беспамятства — только бы не заставляли воровать для этой цели цыплят. Я — венгр, Сюзанна, по крайней мере наполовину, по отцу. Мать же моя была шведкой, стойкой и безропотной.
— Я спрашиваю, потому что у меня есть любимый венгерский ресторан «У Жико», на Коннектикут-авеню, в комплексе Бродмур, это на Северо-Западе. Предлагаю встретиться там в семь часов, согласны? Я закажу столик.
— Согласен, там и увидимся. Только позвоните мне, если удастся вырваться до субботы, ладно?
— Обязательно. До свидания, в субботу поговорим.
Мартин Теллер отнюдь не соврал, что он наполовину венгр. Неправдой была его якобы неодолимая любовь к венгерской кухне, которую на самом деле он ненавидел всеми фибрами души, особенно гуляш, как, впрочем, и остальные блюда, приправленные жгучим венгерским перцем. По его личному убеждению, именно необходимость готовить отцу наперченные венгерские блюда, а потом вместе с ним поглощать их и свела до времени в могилу его скандинавку мать.
Глава 6
— Но ведь были же у Сазерленда друзья? С ними вы успели связаться? — допытывался у Мартина Дориан Марс.
— Мы этим сейчас занимаемся, — отвечал Теллер.
— Нерасторопно занимаетесь. Вот и начальник управления сегодня звонил. Он рвет и мечет в нас громы и молнии.
Ну Дориан, ну мастак завернуть фразу! Но ничего, нас тоже голыми руками не возьмешь…
— А что он ожидает, что мы будем творить чудеса? — Теллер курил гвоздичную сигару.