— Для показухи? Я подаю заявление об уходе!
— Уходите? Но это же смешно.
— Смешнее не бывает! Нет, вы подумайте, мой непосредственный начальник не только вдруг заявляет, что мое задание — полная липа, но и дает понять, что Министерство юстиции — это прекрасное заведение, куда я пробилась потом и кровью, — занимается показухой!
— Да успокойтесь вы, Сюзанна!
— Нет, это вы скажите мне что-нибудь успокоительное!
— Продолжайте работать по делу Сазерленда. Так держать и полный вперед! Но все же, все же не теряйте из виду перспективы, помните, другие важные дела ждут рассмотрения на паритетных началах с убийством Сазерленда.
— Попробую! — сказала Сюзанна, возвращая ему свитер. Она подобрала с пола насквозь промокшие туфли и, уже направляясь к двери, вновь обернулась к Мэту: — Я вовсе не стремлюсь портить вам жизнь, Мэт, но мне необходима уверенность в том, что я делаю нужное дело.
— Никаких сомнений! Вот обиделись вы зря. Я просто хотел покороче выразить суть. Наплюйте!
Что ж, она попробует.
Глава 12
В антракте Мартин Теллер вышел под руку с Сюзанной Пиншер в просторное фойе оперного театра, одного из трех крупных театров, разместившихся в широко и с размахом отстроенном Мемориальном центре искусств имени Кеннеди. Только что закончилась «Сельская честь» Масканьи.
— Понравилось? — спросил Теллер Сюзанну.
— И даже очень!
— А театр тоже ничего, правда?
— Мне уже приходилось в нем бывать.
— На оперном спектакле?
— Нет, на представлении китайских акробатов. Но как тогда, так и сейчас впечатление примерно одинаковое: многолюдно, чопорно и парадно.
— За это его и ценят любители оперы. Только такой театр позволяет им в полной мере ощутить себя элегантными, изысканными, словом, избранными ценителями искусства. Плюс многое другое. У меня у самого замирает сердце всякий раз, когда медленно гаснет люстра и начинается увертюра. Хотите чего-нибудь выпить?
— А как же очередь? — рассудительно спросила Сюзанна, указывая на облепленный со всех сторон жаждущими небольшой бар.
— Очередь нас не касается, — с гордым видом ответил Теллер, — нас, членов общества «Золотой амфитеатр», здесь обслуживают без очереди!
— Господи помилуй, что это еще за общество?
— Я же сказал — кучка пижонов, желающих за свою тысячу в год иметь порцию спиртного для себя и своей дамы без очереди. Вы удивлены, как простой полицейский может осилить такое, и тем не менее… Зато я сам стираю свои носки, экономя на культурные запросы.
— Я вас зауважала и без стирки носков!
Им подали коньяк в зауженных кверху бокалах. Чокнувшись с Сюзанной, Теллер произнес тост:
— За исполнение желаний!
Она улыбнулась.
— Скажите мне, Теллер, вам, которому весь свой бесконечный рабочий день приходится заниматься житейской грязью и подлостью, какой вам резон выкладывать по тысяче ежегодно ради светского общения с любителями оперного искусства?
— Вы меня неправильно поняли, — сказал Теллер и продолжил ей на ухо: — Любителей я на дух не переношу. Опера — иное дело. Из-за необходимости ежедневно иметь дело черт знает с чем меня порой неудержимо тянет переменить обстановку. Так вот опера для меня и есть такая перемена. Фантазия, приходящая на смену восьмичасовой реальности. Логично ведь?
— Более чем, — она чокнулась с ним и выпила.
«Паяцы», вторая опера в тот вечер, оставила менее яркое впечатление.
— Если не ошибаюсь, этот стиль оперного письма называют веризм — то же самое, что реализм, только эмоциональное воздействие все ж послабее, чем у традиционной оперы. Впрочем, Пуччини, мне кажется, превзошел всех: и европейских реалистов, и своих соотечественников-веристов, — разглагольствовал Теллер, выходя из театра и направляясь к машине.
— Вы очень занятный… человек, — сказала Сюзанна, когда они выехали из подземного гаража.
— Вы же хотели сказать «тип» — валяйте, я не обижусь.
— Я совсем не то хотела сказать, но «тип» будет даже точнее.
— Кроме того, я хожу к чистильщику, вместо того чтобы самому чистить туфли, и сдаю белье в стирку.
— Словом, обыкновенный холостяк.
— Так уж и обыкновенный?
— О простите, нет, конечно. Сегодняшний вечер мне доставил большое удовольствие, огромное! Я вам очень благодарна.
— Куда поедем?
— Домой.
— Неужто вы за вечер не проголодались?
— Представьте себе, нет.
— Попеть песни тоже не хотите?
— Наслушавшись таких роскошных голосов? Увольте.