— Честно говоря, я и в самом деле спешу, — без обиняков объявил Сазерленд, входя в кабинет.
— Ничего, Честер, надолго я тебя не задержу. Речь пойдет о деле, не имеющем отношения к обеденному разговору, поэтому мы и зашли ко мне в кабинет.
— Я уже догадался.
— Еще бы тебе не догадаться! Из всех задействованных в нашей программе ученых твоего профессионального уровня именно твоей интуиции я был склонен доверять больше всего.
— Польщен, Билл, польщен, но, сказать тебе откровенно, я страшно рад, что из нее ушел. Откровенность за откровенность, зачем ты опять меня пригласил? Возникли сложности, каким-то боком меня касающиеся? — спросил он, заранее зная ответ, но не желая себе в этом признаться.
— Секретность, Честер, вот в чем вопрос. Продолжение исследований требует полной секретности. В свое время, как тебе известно, мы опубликовали кое-какие закрытые материалы — те, что могли, вернее, не могли не опубликовать по Закону о свободе информации. Идиотизм, конечно, но выхода не было, к тому же мы их основательно подчистили. Но вот на днях ко мне поступила информация от… неважно от кого, скажем так, из надежных и высокопоставленных источников… что в цепи наших построений возникло, вопреки заверениям, слабое звено… Так вот, это слабое звено — ты, Честер.
— Очевидно, из-за сына?
— Вот именно, из-за сына, Честер. Это еще одно твое качество, которым я не устаю восхищаться: способность, вскрыв черепную коробку, сразу выйти на нужную область мозга, выражаясь фигурально. — Сток наморщил лоб, откашлялся: — Имеются вполне обоснованные опасения по поводу твоей картотеки, Честер.
— Откуда они возникли, интересно знать?
— Имеются, повторяю, опасения, что некоторые лица из твоего непосредственного…
— Кто-нибудь из членов семьи?
— Да, но не только. Выясняется, что и другие лица имели, по всей видимости, доступ к картотеке, позволяющий им при желании скомпрометировать нашу деятельность и репутацию.
— Мой сын убит, как тебе прекрасно известно, — резко произнес Сазерленд.
— Так он имел к ней доступ? Каким образом?
— К кому «к ней»?
— Да к картотеке по МКАЛТРА!
— Такой картотеки не было и нет, к твоему сведению.
— У меня другая информация.
— От кого?
— Из надежного источника.
— Я, понятно вам, я и есть самый надежный источник!
— Согласен, Честер, согласен. Мне твоего слова, право же, достаточно. Поверь мне, узнав о смерти твоего сына, я пережил огромное потрясение. Хотя мы виделись всего один раз, я по достоинству оценил его ум, эрудицию, хватку. Таким сыном мог бы гордиться любой отец. Я сам был бы счастлив назвать его своим…
Сазерленду стоило большого труда удержаться от резкости. Справившись с собой, он сказал только:
— Смерть Кларенса — огромная трагедия, невосполнимая утрата для всех нас, его родных и друзей. Сейчас мы стараемся в меру сил справиться с обрушившимся на нас горем. Поэтому, Билл, если нет ко мне дальнейших вопросов, я, с твоего разрешения, поеду домой, к семье.
Выйдя из-за стола, Сток обнял его рукой за поникшие плечи.
— Не сердись, Честер. А мне поделом — нечего бередить незажившую рану. У меня нет на это никакого морального права, даже если речь идет о вопросах национальной безопасности. Мной движет лишь долг — я должен заблаговременно укрепить все слабые места. Ты для нас свой человек, ты, я уверен, меня поймешь.
— Безусловно, Билл. Благодарю за обед. Был рад видеть тебя в добром здравии.
Сток нажал кнопку у себя на столе, не снимая руки с плеча, проводил Сазерленда до двери.
— Ты думаешь, я запамятовал, Честер? О нет, я прекрасно помню день и час, когда состоялся наш прошлый разговор на ту же тему. Сегодняшний, обещаю тебе, будет последним. И все же спрошу на прощание: ты утверждаешь со всей ответственностью, что не имеешь собственной копии картотеки МКАЛТРА?
Положив ладонь на ручку двери и открывая ее, Сазерленд посмотрел Стоку в глаза и произнес тихо, отчетливо, без всякой интонации:
— Да, утверждаю. Копии картотеки не существует. Желаю успеха в стрельбе по тарелкам. — И шагнул за дверь кабинета.
Глава 17
Из девяти верховных судей в Большом конференц-зале сидели восемь. Не хватало Темпла Коновера, но он заранее предупредил о легком недомогании, пообещав явиться во вторую половину дня.
Первым свои аргументы за Иллинойс в деле «Найдел против штата Иллинойс» излагал сам Джонатан Поулсон. Впрочем, в большей части своего выступления он просто-напросто повторил положения памятной записки — объемистого документа, переданного другим судьям еще в начале текущей недели. Записка была в высшей степени характерной для Поулсона — многословной, рассеянной по мысли, с ненужными длиннотами и не относящимися к делу отступлениями. Словом, ей недоставало ясности и четкости письма и мышления. Так, во всяком случае, оценили ее почти все сотрудники, так и охарактеризовали ее судьям, с чем те, ознакомившись с ее содержанием, охотно согласились.