– Именно так, – в отчаянии произнес месье Пуаро. – Я слышал, что Святая София очень красива.
– По мне, так она просто великолепна.
Занавеска одного из окон у них над головой отодвинулась в сторону, и в окне показалась молодая женщина.
После того как она выехала из Багдада в прошлый четверг, Мэри Дебенхэм никак не могла выспаться. Это не удалось ей ни в поезде до Киркука, ни в пансионате в Мосуле, ни в дороге прошлой ночью. Теперь же, измученная духотой купе, в котором нечем было дышать, она встала с полки и выглянула наружу.
Скорее всего, это Алеппо. Естественно, смотреть здесь не на что. Длинная, плохо освещенная платформа, доносящиеся откуда-то препирательства на арабском языке… Двое мужчин под ее окном говорят по-французски. Один из них – французский офицер, другой – мужчина невысокого роста с невероятными усами. Мэри слабо улыбнулась – она никогда не видела, чтобы люди так кутались. На улице должно быть очень холодно. Наверное, поэтому они так безбожно топят в вагоне. Девушка попыталась опустить окно, но ей это не удалось.
К мужчинам подошел проводник спального вагона и предупредил, что поезд готов к отправлению. Лучше, если месье поднимется в вагон. Маленький мужчина снял шляпу. Его голова по форме была похожа на яйцо. Несмотря на свое раздражение, Мэри Дебенхэм невольно улыбнулась. Как странно выглядит этот небольшой человечек – такого совершенно невозможно воспринимать всерьез.
Лейтенант Дюбоск произносил свою прощальную речь, которую продумал заранее и берег именно для этих последних минут. Это была прекрасно подготовленная речь.
Стараясь не остаться в долгу, маленький бельгиец ответил не менее цветисто.
– En voiture, monsieur[5], — сказал проводник.
С почти нескрываемым облегчением месье Пуаро забрался в вагон. Проводник последовал за ним. Пуаро помахал рукой – лейтенант Дюбоск взял под козырек. С жутким толчком поезд медленно отошел от платформы.
– Enfin![6] – пробормотал маленький бельгиец.
– Б-р-р-р, – вслух произнес лейтенант, только теперь поняв, как же он замерз…
II
– Voilà, monsieur[7], – произнес проводник, театральным жестом демонстрируя Пуаро роскошь его купе и аккуратно разложенный багаж. – Маленький саквояж месье я поместил сюда.
Его протянутая рука явно на что-то намекала. Пуаро положил в нее сложенную банкноту.
– Merci, monsieur[8]. — Проводник заговорил коротко и по-деловому: – Билеты месье у меня. Мне понадобится ваш паспорт. Как я понимаю, месье сойдет в Стамбуле?
Пуаро согласно кивнул.
– Полагаю, что в вагоне не так много пассажиров? – спросил он.
– Немного, месье. Кроме вас, только двое, и оба англичане. Полковник из Индии и молодая леди из Багдада. Вам что-нибудь надо, месье?
Месье попросил принести ему маленькую бутылку «Перье».
Пять утра – не совсем подходящее время для посадки на поезд; до рассвета оставалось не меньше двух часов. Почти совсем не спавший накануне и полный мыслей об успешно завершенной деликатной миссии, Пуаро улегся на полку и мгновенно уснул.
Проснувшись в половине десятого, он направился в вагон-ресторан в поисках горячего кофе.
В это время в ресторане был только один посетитель – молодая девушка, о которой, по-видимому, говорил ему проводник. Высокая, худощавая, с темными волосами, на вид лет двадцати восьми. Девушка сноровисто поглощала свой завтрак, и то, как она обратилась к официанту с просьбой принести еще кофе, выдавало в ней знатока жизни и бывалого путешественника. Она была одета в темное дорожное платье, сделанное из тонкого материала, что как нельзя лучше подходило к жаре, стоявшей в поезде.
Делать Эркюлю Пуаро было нечего, поэтому он с удовольствием стал незаметно наблюдать за ней.
По его мнению, она была молодой женщиной, способной легко постоять за себя в любой ситуации – для этого у нее были необходимые самообладание и сноровистость. Пуаро понравились ее резкие черты лица и нежный оттенок кожи. Ему было приятно смотреть на ее блестящие, аккуратно уложенные волосы и холодные, безразличные серые глаза. Однако он решил, что у нее слишком деловой вид, чтобы ее можно было назвать «jolie femme»[9].
В этот момент в ресторане появился еще один персонаж. Им оказался высокий худощавый мужчина с загорелым лицом и со слегка седеющими висками. Ему было где-то между сорока и пятьюдесятью.