Именно сейчас я услышала странные звуки из гладильной, находившейся рядом с раздевалкой, — словно кто-то втягивал в себя какую-то жидкость. Я заглянула внутрь. На полу, прислонившись к стене, плакала уборщица Рая. Странными звуками оказался ее плач. Я присела рядом, обняла за плечи — субординация никогда не была моей сильной стороной. Рая повернула ко мне заплаканное лицо.
— Что случилось, Раечка?
— Случилось. Меня уволили.
— Кто? И за что?
Рая захлебнулась слезами. Я погладила ее по плечу. Чужое горе всегда вызывало во мне чувство неловкости и желание помочь. Я ждала.
Через несколько минут она успокоилась и заговорила:
— Я убирала зал, как обычно, и наткнулась на какой-то странный предмет под столом. Помнишь того пафосного парня, который подцепил жевачку себе на дорогущие брюки, а потом устроил скандал? Так вот, я решила тщательнее убирать. Под столами тоже. И обнаружила эту штуку. Под столиком, где шефы заседают. Когда это произошло, в зале был только русский директор, я ему и отдала. Он странно как-то отреагировал. Забрал ее у меня, а на следующий день мне сообщили, что в моих услугах больше не нуждаются.
Ладно я, но Петя как же? Он же погибнет, сопьется совсем.
На мой взгляд, Петя гораздо быстрее спился бы на работе в ресторане, впрочем, жене видней.
— А его тоже увольняют?
— Ну это само собой. Кому он тут нужен без меня? — Рая снова хлюпнула носом — так жалобно, что я сама чуть не разрыдалась.
— И что там был за странный предмет?
— Да жучок обычный, — Рая проявила завидную осведомленность. Я вспомнила, что у нее вроде как техническое образование.
— А больше жучков ты не обнаружила?
— Обнаружила, как же. Но решила попридержать. На всякий случай. Вот. — Она извлекла из кармана передника крошечный предмет, похожий на заклепку на джинсах.
Жучок был бесполезен, ведь информацию с него мог считать лишь тот, кто слушал нужный разговор на определенном расстоянии. Значит, кто-то записывал беседы нашего начальства. Но кто? И зачем? Опять все запуталось. И почему расследованием занимался какой-то журналист, у которого не было никаких полномочий? Как-то странно. Почему было не подключить тех же ментов, но за деньги? Или хотя бы нанять частного детектива? Что-то тут не стыковалось.
Накануне я пробила его в Интернете: «Виктор Львовский, журналист». Журналистов с таким именем и фамилией Яндекс мне не выдал. Псевдонимов тоже. Значит, мой оппонент врет. Прикидывается журналистом. Но зачем?
Кто он? Может, он сам и есть убийца? Но тогда зачем весь этот маскарад? Раз экспертиза все равно показала, что смерть Григорьева наступила от естественной причины. Зачем ему светиться и заниматься расследованием? В очередной раз привлекать внимание к этому событию. Нелогично.
А кому могла помешать Рая, обнаружившая жучки? Кто-то решил от нее избавиться — но зачем? Уволить ее могли только русский или немецкий директора. Они? Сами или с чьей-то подачи?
Если предположить, что джин с ядом подсунула в холодильник не проститутка, а Галина, то какой у нее был мотив? Ревность? Но ведь Гриша все сделал, чтобы избавить ее от подозрений, да и проститутку, с которой он до нее уединялся, она не видела. Может быть, Гриша шантажировал Галю? Но зачем ему так подставляться? Терять насиженное место. А если… Если журналист представлялся не тем, кем был на самом деле (предстояло еще выяснить — кем), если предположить, что Гриша тоже был кем-то помимо бармена…
Когда я вышла в зал из раздевалки, оставив там страдающую уборщицу Раю, мои размышления грубо прервал бармен Павлик:
— Слушай, что ты все вынюхиваешь насчет Гриши? В детективов поиграть захотелось? Мой тебе совет — не лезь в это дело!
— Это еще почему?
— Меньше знаешь — лучше спишь, — Пашка произнес эту банальность с угрозой в голосе.
Наживать врага в мои планы не входило, нужно было срочно придумывать выход.
— Пашка, слушай, выручай, а? Знаешь, почему я проявляю инициативу в этом деле? Понимаешь, журналист, который и к тебе приставал с расспросами, подозревает меня в причастности к убийству Гриши. Да-да, не ухмыляйся, тебе не идет. Тебя он тоже подозревает. Оно тебе надо? Короче, Гришке уже все равно не поможешь. А нам еше можно.