Плечи Виолетты поникли, в одну секунду она потеряла свой задор, пошатнулась. Марина помогла ей добрести до диванчика. Лариса, отвернувшись к стене, вытирала глаза тыльной стороной ладони.
Вдруг Артемон прижал ладонь к сердцу, как будто желал убедиться, что оно еще бьется. Марина спросила с деланым равнодушием:
— Проверяете, на каком вы свете? Хотите валидоль-чику?
— Что? Нет, благодарю, благодарю…
Артемон покосился на сиделку и обратил взор на самое приятное для него зрелище — на Виолетту. Та откинула голову на подушку и рассматривала потолок, тонкие пальцы перебирали бусины ожерелья. Марина обмахивала певицу листками нот, упавшими на диван во время обыска.
Некоторое время все молча прислушивались к доносящимся из коридора звукам. Напряженную атмосферу взорвала Лариса:
— А как насчет тебя? Ты сама могла подбросить яд в бокал! Уж кто-кто, а ты на такое способна.
— Вы не знаете, что говорите! Фиалка не могла… — возразил Артемон. — Как она бы это сделала?
— Если я могла прятать яд в нотах или на себе, почему она бы не могла? В украшениях, например. Как ты посмотришь, если я предложу тебя обыскать?
— Ты? Ты…
— Только не пытайся снова изобразить обморок, — предупредила Лариса.
Марина положила руку на плечо своей подопечной, успокаивая ее, и покачала головой:
— Простите, Лариса Арамовна, но я нахожусь при Виолетте Антоновне неотлучно и знаю все ее вещи наперечет. Невозможно, чтобы она где-то хранила яд. Да и где она могла бы его достать?
Лариса собиралась что-то возразить, но тут Артемон выскочил на середину холла и нервно передернул плечами:
— Нет-нет, конечно, Фиалочка не может быть убийцей. Вот кто добавил яд в шампанское!
Эффектным жестом он простер руку в сторону Марины. Если бы взглядом можно было убивать, то от Ар-темона уже осталась бы горстка пепла. Но он выдержал безмолвную пока бурю с видом человека, убежденного в своей правоте.
Глубоко выдохнув, сиделка старалась говорить спокойно:
— Это по принципу, если медицинский работник, то и отравить мог?
— Побойся Бога, Леонид! — вмешалась и Виолетта.
Лариса молчала, нахмурившись, переводя свои темные глаза с Марины на Артемона, взвешивая, насколько обвинение может соответствовать реалиям жизни.
— Нет, даже интересно послушать, зачем мне понадобилось убивать Никиту Андреевича? — усмехнулась Марина.
— А не его ты хотела убить, а… Страшно сказать — Фиалочку! — проблеял Артемон.
— Ох, а я-то думала, вы сейчас что-то умное скажете! Я сиделка — и собираюсь убить свою пациентку! Конечно, так и принято поступать. Очень трудно заподозрить сиделку. Может, вы не в курсе, Леонид Николаевич, но мне платят за то, что я ухаживаю за Виолеттой Антоновной. И платят неплохо. Спросите хотя бы своего сына… Если посмеете.
Намек на нелады с собственным отпрыском Артемон воспринял болезненно. Перед постояльцами пансионата ему удавалось создать впечатление, что богатый сын ходит у него по струнке, но сиделка Виолетты не могла не быть в курсе разногласий в семье Кутик. Артемон не остался в долгу:
— Думаешь, я не знаю, что Фиалочка отписала тебе свои украшения? А среди них имеются достойные экземпляры.
— И что? Я решила получить их как можно раньше?
— А вдруг бы Фиалочка передумала? Ты подстраховалась… Хотела подстраховаться!
Виолетта выпрямилась на диване:
— Мариночка, ты могла бы…
— Как вы можете так думать! — возмутилась сиделка. — Я нахожусь при вас четвертый год! Как и когда я бы добавила синильную кислоту в шампанское? Именно сегодня — другого времени не нашла, да?
— Не знаю, не знаю, но… Подожди, а ведь именно ты убрала бокал куда-то. Где он?
— Кажется, отнесла его на стол с грязной посудой, но я не думала, что это имеет какое-то значение, — пожала плечами Марина.
— Ага! Да-да, бокальчик убрала, как теперь его найти среди других? Следы заметала? — Артемон не скрывал торжества.
Со слезами на глазах Марина бросилась к двери, но дорогу ей загородила Лариса:
— Нет, отсюда никто не выйдет, пока мы не выясним, что произошло. До сих пор ни у кого из нас не было возможности избавиться от… Не знаю, от чего-либо, что связано со смертью Никиты. Надо разобраться, понять…
— Лариса Арамовна! Вы тоже думаете, что я могла? — задохнулась от возмущения сиделка.
— Но ведь и меня обвиняли, — ответила пианистка. — Лучше, если все мы будем в равных условиях. Вы могли добавить яд, как и я, как и наша королева несравненная, как и ее рыцарь тоже.
— Я?! — взвизгнул Артемон.
Хотя Марина и была возмущена, но приняла доводы Ларисы, а то, что к компании подозреваемых причислили Артемона, доставило ей нескрываемое удовольствие.
— А почему бы и нет? — Сиделка вернулась в центр гостиной, но не заняла обычное место возле Виолетты, а присела на один из стульев.
— Отравить бокал моей обожаемой Фиалки? Да я живу только ради нее!
— А кто вас разберет? Любили-любили, а потом взяли — и убили! — безжалостно припечатала Марина и начала наслаждаться зрелищем брызжущего слюной Артемона.
Виолетта, возможно, сомневалась в Марине, но инсинуации в адрес верного поклонника отвергла безапелляционно:
— Глупости! Артемон меня захотел убить? Разве только если бы я сама ему это приказала. И после моей смерти он последовал бы за мной, так ведь, Ар-темоша?
— Благодарю, моя дорогая! Вы одна знаете меня. Вы все понимаете! — Он припал к ручке дамы. Та не смогла устоять перед соблазном разыграть маленький спектакль.
— Не забывай, Мариночка, что я пила шампанское из этого бокала до Никиты, и все было в порядке. А потом бокал стоял на крышке рояля. Так когда там появился яд?
— Не стоит возвращаться ко мне, — отрезала Лариса, — я, кажется, уже все объяснила.
Виолетта наклонила голову и похлопала глазами — как делала всю сознательную жизнь, и этот нехитрый прием всегда срабатывал. Голос ее источал обманчивую сладость:
— Тогда это ты, Мариночка.
— Но почему я?
— А потому, что больше некому, — еще больше распахнула глаза певица, — вынуждена согласиться, что Лариса не смогла бы спокойно смотреть, как Никита пьет мою отраву, а Артемон — ах, это просто смешно.
— Дорогая, вы великолепны! Как все ясно из ваших слов! Эта девчонка решила избавиться от вас и получить ваши драгоценности. И выбрала такой подходящий момент! Но ошиблась в расчетах. Потому и убрала быстренько бокал, чтобы его трудно было найти. Ничего, найдут.
Артемон радостно потирал руки, Виолетта и не думала искать прорехи в его теории. Марина затравленно оглянулась на Ларису, ища поддержки хотя бы у нее, но та молчала.
— Я держала бокал не больше минуты. И если бы что-то добавляла туда, это бы заметили!
Марина защищалась, сначала голос ее звучал жалобно, но постепенно набирал силу, которую она черпала в, казалось бы, безвыходной ситуации:
— Виолетта Антоновна, я же только отнесла шампанское вам, и все! Да и то у меня его забрал Леонид Николаевич — когда мы столкнулись.
— Так в этот момент ты и добавила отраву, вот как! — Артемон развел руками, демонстрируя, что Марине теперь не отвертеться.
— Немыслимо! Я помню химию, в отличие от вас. Как, по-вашему, я добавила синильную кислоту, а?
Виолетта, Лариса и Артемон переглянулись. Дамы одновременно пожали плечами, а Артемон бросился в бой:
— В шприце… Или в пузырьке, или в какой-нибудь баночке для таблеток!
— Что вы говорите? В жидком виде синильная кислота опасна для верхних дыхательных путей.
Марина победно улыбнулась, не сомневаясь, что ее гонители получили существенный удар.
— И что же? — спросила Виолетта, явно не понимая.
— Да, что из этого следует? — поддержала певицу Лариса.
— А то, что отравитель сильно рискует сам. Надо задержать дыхание, добавляя кислоту, иначе он может задохнуться еще раньше, чем его жертва.