Никодим никак не прореагировал на эти слова, ожидая продолжения.
— Магия, конечно, существует, — менее уверенно продолжил Кирилл, — Но левитация — это уже из области кино. Иголку кто-то запустил в Вольдемара. Не щелчком, понятное дело, а посредством какого-то устройства. Не из окна — там буря, но в помещении спрятать это приспособление толком тоже негде. Остается только само окно. Там, напротив президиума, как раз был держатель.
— Президиум? — переспросил Никодим, — Да, основательно вам Вольдемар мозги закомпостировал своей ассоциацией.
— Пес с ним, с Вольдемаром, — честно сказал Кирилл. — Но вы же всех этим убийством подставили.
— Лес рубят, щепки летят, — философски заметил Никодим. — Хотя ты-то чего так разволновался? Ты же не сенс, как это бесовское племя.
— Но я и не убийца, — сказал Кирилл. — И покрывать вас не собираюсь.
— Да я от тебя этого и не жду, — проворчал Никодим. — Ладно, Холмс доморощенный на мою голову, рассказывай, чем ты собрался меня прижать.
— Хорошо, — согласился Кирилл. — С этим держателем мне подозрительно стало, что он всего один. Место приличное, посетители тоже. — Здесь Никодим громко фыркнул, но молодой человек продолжал: — Вряд ли растащили остальные держатели, а если бы и растащили — хозяева бы новые закупили. Больше, как я говорил, спрятать эту иглометалку негде. Получается, он плюс дистанционное управление.
— Тут согласен, — спокойно кивнул Никодим, — Мыслишь верно. Теперь почему я? Окна-то мы из-за Регины пооткрывали. Со свечами была ее идея.
— Это верно. Но сняли-то его вы! Когда свет погас, и погас, кстати, по вашему приказу, я услышал скрип у окна, через которое якобы стреляли. Но рамы тут не скрипят. Моя, по крайней мере, не скрипела, да и ваша, уверен, тоже. Коттедж-то элитный. Потом свет включился, и у окна были только вы. В темноте мы пробыли не так долго, а Регина вообще сразу к дверям рванула — это в другую сторону. Да и к окну ей мимо вас с Эльвирой пришлось бы пробираться, а вкругаля она точно бы не успела. Эльвире опять же пришлось бы пробираться мимо вас, а у вас нет никаких оснований ее выгораживать.
— Это точно! — фыркнул Никодим.
— Поэтому я и утверждаю, что устройство было и его сняли вы, — продолжил Кирилл, — А сняв, прихватили с собой. Там, на окне, его нет.
— А если убивец просто выкинул его в окно? — подбросил новую версию Никодим. — Там ведь потом хрен найдешь. Ты об этом не подумал?
— Подумал, — сказал Кирилл. — Будь это кто-то другой, он бы так и поступил. Но тогда убийство раскрыть будет затруднительно, у нас в милиции не Шерлоки Холмсы работают. Хотя, конечно, куда деревяшку волны вынесут — большой вопрос. Могут и менты найти, но могут — и наши экстрасенсы. А вам — только вам! — нужно, чтобы колдуны в этом деле облажались. Вы и так сильно рискуете, значит, нельзя оставлять им ни единого шанса. Вот я и подумал: вы бы не выбросили иглометалку в окно, и не оставили бы в зале, где на нее мог бы кто-нибудь наткнуться. Вы подбросите ее позже, куда сочтете нужным.
— Хм… И что же ты тогда сразу меня не обвинил? — спросил Никодим, — При всех. Устроили бы обыск…
— Я тогда не сообразил, — признал Кирилл. — Только когда машины увидел — понял.
— Какие еще машины?
— Судя по мигалкам — милиция. Та самая, которую вы вызывали. Им от города по дороге больше часа пилить, а они уже на подходе. Поэтому вы и нервничали. Вам уже пора было кого-нибудь убить и похоронить репутацию Вольдемара, а он все трепался и трепался. Потом еще с картами этими…
— Но, согласись, смерть ему удачно выпала, — фыркнул Никодим.
— Угу. Вы подстроили?
— Нет. Но не мог упустить такой красивый случай. Что до остального…
В руках Никодима словно из ниоткуда появился тот самый пропавший с рамы держатель. Старик держал его как пистолет, и направлен он был на Кирилла. Другая рука Никодима уже сжимала крохотный пульт, и его большой палец был занесен над единственной кнопкой.
— Тут ты прав, — продолжил Никодим, — Ну что ж. Дела, юноша, надо всегда доводить до конца. Попадешь в ад — передавай привет Вольдемару. Согласись, я все-таки утер ему нос.
— Вы не забыли, что уже стреляли из этой штуки? — напомнил Кирилл.
Никодим усмехнулся:
— Юноша, однозарядное оружие еще в годы моей юности считалось устаревшим.
Раздался тихий звон. В первый момент Кирилл принял его за удар колокола. Того, что звонил по нему. Потом Никодим, закатив глаза, рухнул на пол. За его спиной стояла Эльвира со сковородкой в руках.
— Особая женская магия, — с легкой улыбкой сказала она и отбросила сковородку на стол. — А ты здорово сообразил.
— Вы, как я вижу, тоже, — вернул комплимент Кирилл.
— Я? Нет. Я увидела, как ты крадешься, и решила присмотреть за тобой. У меня же ключи от всех дверей, вот я и зашла с тыла.
Она кивнула на ту дверь, что вела на улицу. Теперь она была чуть приоткрыта. По окнам скользнул свет фар.
— Приехали, — сказала Эльвира, — Как раз вовремя. Присмотри за ним, а я пойду встречу гостей.
Кирилл кивнул.
— И спасибо вам за… — Он кивнул на сковородку.
— Пустяки, сочтемся, — отозвалась Эльвира и уже в дверях оглянулась: — Кстати, если тебе надоела независимость — в моей команде найдется место для такого толкового парня.
Виктория Шервуд
Бомбейский сапфир
Не знаю, кто принес его сюда и бросил. Может быть, он стал жертвой жестоких детских игр.
Большой толстый клоун с размалеванным разноцветным лицом лежал в центре детской песочницы, обложенный камнями. Пухлые руки и ноги беспомощно раскинуты в стороны, словно в немом порыве пытались обнять этот мир, в котором бедняге не нашлось места. Точнее, место нашлось — последнее пристанище, лишенное любви. Импровизированная могила. Подружка, переехавшая в Италию, рассказывала, что там в Средние века, когда умирал актер, изготавливали его куклу в полный рост и бросали на обочине. Считалось, что, пока цела кукла, жива и душа актера. Кукла продлевала ему жизнь. Но здесь не Италия, здесь — современный Питер. Сама ассоциация показалась мне абсурдной, но непостижимым образом примирила с действительностью. Меня, книжную девочку, выпускницу философского факультета, которая шла на работу как на плаху, — так сложно примерить внутреннюю систему ценностей с внешним хаосом того заведения, куда я направлялась. Следуя какому-то непонятному жизненному парадоксу, покинув уютный университетский мирок, я вынуждена была погрузиться в самую что ни на есть жесткую реальность. Парадокс назывался «бытовые трудности» или, скорее, «личный финансовый кризис». А погружение длилось уже второй год.
Прогноз погоды не обещал дождя, но вопреки ему крупные капли, похожие на слезы, стекали по лицу клоуна. Такие же капли струились по моему лицу. Дождь, жалость и ощущение странной общности роднили меня с с большой брошенной игрушкой. Мне захотелось взять его на руки, прижать к себе, как в детстве, одушевляющем неодушевленное, и прошептать утешительные слова. Но детство осталось в далеком прошлом, как и несчастный клоун, мимо которого я проскользнула, беспомощно оглядываясь, словно могла ему помочь, но не захотела.
В гардеробе дежурной улыбкой меня приветствовал Бешеный Макс. Униформа — сюртук с позументами — очень ему шла, так же как и улыбка, делающая его правильное красивое лицо еще привлекательней. Прозвище Бешеный приклеилось к нему после того, как он неистово отпинал ногами клиента, не пожелавшего платить по счету. Хотя клиенты — это у «девочек», а у нас, официанток, гости. Таких терпил от Макса за годы его работы набралось уже немерено. Напротив Макса в полудреме восседала кассирша
Лариса, полноватая дама средних лет в темно-синем брючном костюме и белоснежной блузке. Лариса скучала. Сегодня ее смена не совпала с дежурством ее любовника — другого швейцара. Моложе лет на двадцать, он нередко сетовал коллегам: «мол, фигурка уже не та, целлюлит». И при каждом удобном случае изменял ей с более молодыми фигурками. Но Лариса, естественно, об этом не знала.