— Я.
— Зачем?
— Чтобы взломать дверь. Мы звали, звали отца, но он не отвечал.
— Лом помог?
— Разумеется.
— После того как вы пустили в ход ломик, кто из вас попробовал открыть дверь?
— Я.
— Получилось?
— Нет. Ее держала тяжесть тела. Когда мы слегка приоткрыли ее — опять-таки с помощью ломика, — Алан просунул руку и перерезал веревку.
— Кто-нибудь пытался поддеть дверь ломиком снизу? — спросил Карелла.
— Откуда?
— Вот отсюда. У порога.
— Нет, с какой стати?
— Не знаю. Вы вообще-то чем занимаетесь?
— Простите?
— Вы работаете?
— Я, как бы сказать…
— Да или нет?
— Я проходил практику на одном из заводов. С тем, чтобы впоследствии занять административную должность. Отец полагал, что хороший администратор должен знать процесс снизу доверху.
— Вы с ним согласны?
— Конечно.
— И где вы проходили практику?
— На заводе в Нью-Джерси.
— Как долго?
— Примерно полгода.
— Сколько вам лет, мистер Скотт?
— Двадцать семь.
— А что вы делали до того, как попали в Нью-Джерси?
— Несколько лет провел в Италии.
— Чем вы там занимались?
— В основном развлекался, — сказал Марк. — После смерти матери мне достались по завещанию кое-какие деньги. Я решил потратить их, как только благополучно закончу колледж.
— Когда это было?
— Я получил диплом в двадцать два года.
— И уехали в Италию?
— Нет. Правительство помешало. Пришлось провести два года в армии.
— А после армии отправились в Италию, так?
— Именно так.
— Нам тогда было двадцать четыре?
— Да.
— Сколько денег вы получили по завещанию?
— Мать оставила мне тридцать тысяч.
— Почему вы уехали из Италии?
— Кончились деньги.
— Вы потратили тридцать тысяч долларов за три года?
— Да.
— Но для Италии это очень большие деньги, не так ли?
— Сущая правда.
— Я хочу сказать — вы жили в Италии на широкую ногу?
— Я всегда живу на широкую ногу, мистер Карелла, — сказал Марк и ухмыльнулся.
— М-да. Значит, вы готовитесь занять административную должность. И чем же вам предстоит заняться?
— Сбытом продукции.
— Это высокий пост?
— Нет, самая рядовая должность.
— Какое вам положили жалованье?
— Отец очень боялся испортить своих детей, — сказал Марк. — Он считал, что фирма развалится, если он будет платить детям огромные деньги, а они станут отлынивать от работы.
— Сколько же он положил вам для начала?
— За эту дожность? Пятнадцать тысяч.
— Для Америки маловато, верно? При ваших-то запросах.
— Но это было лишь начальное жалованье, мистер Карелла. Отец предполагал, что в конце концов его фирма перейдет к детям.
— Да, в его завещании так и говорилось. Вы знали о его завещании, мистер Скотт?
— О нем знали все. Отец не делал из этого секрета.
— Понимаю.
— Скажите, мистер Карелла, не думаете ли вы, будто я убил отца?
— А вы не убивали, мистер Скотт?
— Нет.
— Он покончил с собой, так, мистер Скотт?
— Именно так.
Марк Скотт помолчал, затем сказал:
— Или вы все же думаете, что я прополз в эту щель под дверью?
Глава 14
Джоффри Тамблин был издателем.
Он издавал учебники вот уже тридцать два года и теперь, в возрасте пятидесяти семи лет, считал, что в этом ремесле для него не осталось тайн и загадок.
Джоффри Тамблин никогда не называл свою работу «издательским делом» или как-то еще в этом роде, а только «рэкетом», и он ненавидел свой «рэкет» всей душой. Особенно раздражала его необходимость издавать учебники математики — это чувство уходило корнями в школьные годы. Геометрию им преподавал старый хрен по имени доктор Фанензель, и семнадцатилетний Джоффри никак не мог решить, кого он ненавидит больше, доктора Фа-нензеля или геометрию. Сорок лет спустя его ненависть распространилась на всю математику, на всех, кто ее преподает и изучает. Он ненавидел планиметрию, аналитическую геометрию, алгебру, дифференциальное исчисление и все остальное.
Самое ужасное заключалось в том, что его фирма издавала огромное количество учебников математики. Собственно, эти учебники и были основной ее продукцией. Потому-то, наверное, у Джоффри Тамблина уже трижды открывалась язва.
Однажды Тамблин подумал: а не прекратить ли ему выпуск математической литературы раз и навсегда? Не начать ли печатать вместо нее тоненькие сборники стихов или критических очерков? Настоящая литература — вот что будет означать марка «Книги Тамблина». Никаких больше «если x равняется 12, а у — 10, то чему равен угол а?». Никаких логарифмов. И никакой язвы!