— Господи! — воскликнул Уиллис. — Из него кровища хлещет, как из борова.
— Стерва поганая! — сказал Хоуз так, чтобы Вирджиния его услышала, и очень осторожно наложил стерильную повязку на рану Мисколо.
— Что бы такое подложить ему под голову? — спросил он.
— Мою куртку, — предложил Уиллис, тут же снял с себя куртку, взбил ее наподобие подушки и с удивительной заботливостью подложил под голову Мисколо.
— Что тут у вас? — спросил подошедший к ним Бернс.
— Ничего хорошего, — сказал Хоуз. — Срочно нужен врач.
— Где же его взять, врача?
— Поговори с этой…
— Без толку. Она меня не послушает.
— Ради Христа, ты же здесь главный.
— Это я главный?
— А кто еще?
— Вирджиния Додж вбила клин между нами, и все раскололось, на куски разлетелось. Пока она тут сидит со своей бутылкой нитроглицерина, я ничего не могу поделать. Чего ты хочешь — чтобы она всех поубивала?
— Я хочу, чтобы к раненому пришел врач, — ответил Хоуз.
— Никаких врачей! — крикнула через комнату Вирджиния. — Это исключено. И не думайте об этом!
— Все ясно? — спросил Бернс у Хоуза.
— Ясней не бывает.
— Твое геройство никому не нужно, Коттон, — сказал Бернс. — Ты ведь здесь не один.
— При чем тут геройство? — возразил Хоуз. — Как только появится Стив, она запросто может всех нас взорвать. Но даже если она на это не решится, имеем ли мы право принести Стива в жертву, чтобы спасти наши собственные шкуры?
— Хватит там трепаться, — вмешалась Вирджиния. — Перейдите в этот конец комнаты, лейтенант. Коротыш сюда. А рыжий туда.
Детективы подчинились. Анжелика Гомес переводила взгляд с одного на другого, недоуменно улыбаясь. Затем она встала со стула и, покачивая бедрами, направилась туда, где расположилась Вирджиния Додж с револьвером и бутылкой. Хоуз следил за женщинами. Он по-прежнему злился на своего начальника и не терял надежды придумать, как бы вывести Вирджинию из игры. А еще он глазел на Анжелику, потому что из всех девиц, которых ему когда-либо приходилось встречать, эта пуэрториканка казалась самой сногсшибательной.
Откровенно говоря, он и сам не знал, что больше притягивало его внимание: ягодицы Анжелики или бутылка с нитроглицерином. Строя планы, как завладеть бутылкой, он одновременно прикидывал на глазок взрывную силу пуэрториканки, и чем больше думал об этом, тем труднее было ему оторвать от нее взгляд. В ее движениях сквозила поразительная грация. Тонкая лодыжка переходила в очаровательную икру. Круглое колено, восхитительный изгиб бедра. Плоский живот. Безукоризненная линия груди, нежная шея, точеный подбородок, аристократический нос. Любоваться ею можно было до бесконечности. На удивление естественное создание! Но в то же время, напомнил себе Хоуз, она перерезала человеку горло. Прелестное дитя!
— Эй, это правда бомба? — спрашивала между тем Анжелика.
— Сядь и не приставай ко мне, — хмуро отвечала Вирджиния.
— Что ты так взъерепенилась? Я задала обыкновенный вопрос.
— Да, в бутылке нитроглицерин.
— Хочешь взорвать?
— Если понадобится…
— А зачем?
— Да замолчи ты, Бога ради.
— И еще у тебя револьвер.
— Даже два, — поправила ее Вирджиния. — Второй в кармане пальто. И еще целый ящик револьверов вон там.
Она показала место, куда совсем недавно спрятала оружие Уиллиса.
— С тобой шутки плохи.
— Это точно.
— Слушай-ка! Отпусти меня.
— Еще чего!
— Тебе что, жалко? Ты же здесь начальница. Вот он говорит, что ты вбила клин и все у них раскололось. Так я пошла, ладно?
— Сиди где сидела.
— Почему это?
— Потому что ты выйдешь отсюда и сразу начнешь болтать. А если ты сболтнешь лишнее, все мои планы полетят к чертям.
— С кем мне тут разговаривать? Да я вообще уеду из этого города. Вернусь в Пуэрто-Рико. Сяду в самолет — и привет! Я зарезала человека — слыхала? Теперь эти гаденыши не оставят меня в покое. Как-нибудь утром я проснусь на том свете. Послушай, Кармен, отпусти меня.
— Исключено, — отрезала Вирджиния.
— Кармен, не будь…
— Я сказала — и не проси.
— А если я возьму и уйду — что тогда?
— Получишь пулю, как тот полицейский.
— Какая ты противная, — обиделась Анжелика и снова села на стул, закинув ногу на ногу. Поймала взгляд Хоуза, улыбнулась ему и тотчас одернула юбку.
Но Хоуз уже не смотрел на ее ноги. Ему в голову пришла идея. План. Из двух частей. И первую часть, — если план не окажется полным бредом, — следовало исполнить как раз там, где сидела пуэрториканка. План строился на использовании двух механических приспособлений, одно из которых, как полагал Хоуз, могло сработать мгновенно, а второе, напротив, было замедленного действия. План понравился Хоузу своей простотой, и теперь он как завороженный смотрел куда-то невидящими глазами, хотя со стороны могло показаться, что он пялится на ножки Анжелики, сидевшей рядом с приспособлением номер один. Понимая, что ничего из задуманного не выйдет, если он не отвлечет внимание Вирджинии Додж, Хоуз подошел к Анжелике и вынул из кармана рубашки пачку сигарет.
— Покурим? — предложил он.
Анжелика взяла сигарету.
— Muchas gracias[10], — сказала она. Взглянув в глаза Хоузу, который поднес к ее сигарете зажигалку, она осведомилась: — Нравятся мои ножки, а?
— Ножки неплохие, — сказал Хоуз.
— Просто шикарные, — уточнила Анжелика. — Такие не каждый день увидишь. Они muy bueno[11].
— Muy bueno, — согласился Хоуз.
— Хочешь увидеть кое-что еще? — продолжала девица.
Если зазвонит телефон, размышлял Хоуз, Вирджиния снимет трубку. Она и до этого прослушивала звонки и вряд ли удержится от соблазна узнать, кто звонит на сей раз — а вдруг Стив. И если она отвлечется на телефонный звонок, у меня появится время сделать то, что я задумал. Тогда я смогу… но об этом позже. Предположим, что она будет действовать инстинктивно, это свойственно тем, кто… Что-то слишком много у меня если бы да кабы. И все-таки это шанс. Ну, телефон, звони!
— Я задала вопрос, — напомнила Анжелика.
— Какой?
— Не хочешь ли ты увидеть кое-что еще.
— Это было бы замечательно, — сказал Хоуз.
Он не отрывал глаз от телефона. Обычно этот проклятый аппарат трезвонил каждые полминуты. Сообщали о разбойных нападениях и драках, о кражах, поножовщине и тысяче других правонарушений — мало ли что может произойти на территории восемьдесят седьмого участка. А сейчас, как назло, телефон молчит, как будто преступники решили именно сегодня взять выходной. Какие могут быть выходные, когда Стив вот-вот угодит в засаду, Мисколо валяется без сознания, в крови и с дыркой величиной с кулак, а эта стерва расселась с бутылкой нитроглицерина и пушкой калибра ноль тридцать восемь.
— Замечательно — не то слово, — уверила его Анжелика. — Видишь, какая у меня грудь.
— Вижу.
Ну, звони же, звони! Хоуз слышал, что говорила ему Анжелика, слова доходили до его сознания, но он ждал совсем другого — пронзительного телефонного звонка. Ему казалось, что вся притихшая комната ждет не дождется этого звонка.
— Без лифчика! — пояснила Анжелика. — Я не ношу лифчиков. Здорово, да?
— Здорово.
— Показать?
— Не обязательно. Я верю.
— Может, договоримся?
— О чем?
— Ты потолкуешь со своими, и я пойду. А потом мы увидимся.
Хоуз отрицательно покачал головой:
— Дохлый номер.
— Почему? Анжелика прелесть.
— Анжелика прелесть, — согласился Хоуз.
— Ну так что же?
— Анжелика — лучше не бывает. Но ты видишь эту дамочку с револьвером?
— Да.
— Так вот, она никого отсюда не выпустит. Даже красотку вроде тебя.
— Но как только она уйдет…
— Как бы она не осталась здесь навсегда… Но даже если она уйдет, я все равно не смогу отпустить тебя. Видишь, у той доски с объявлениями стоит человек? Он всеми нами командует. Если я тебя отпущу, он уволит меня или посадит в тюрьму. А может и пристрелить.