Вирджиния, пожалуй, решит, что произошла какая-то авария. В таком случае она не станет стрелять и не станет скидывать бутылку на пол. Она захочет понять, что произошло. А к тому времени свет зажжется опять, и он, Хоуз, придумает какое-то объяснение — скажет, например, что задел выключатель случайно.
Но, конечно, надо сделать так, чтобы это выглядело правдоподобно.
Только стоит ли особенно хитрить с объяснением? Если свет тотчас зажжется и Вирджиния увидит, что все осталось без изменений, она, наверное, примет любое объяснение. А вдруг она вспомнит о револьвере в кармане пальто? Ну что ж, тогда придется выкладывать карты на стол. Взрывчатка взрывчаткой, но у обеих сторон будет по револьверу.
И снова Хоуз стал раскладывать все по полочкам. Сначала подойти к доске объявлений и заняться переписыванием, потом щелкнуть выключателем, схватить револьвер…
Минуточку!
В конце коридора, у металлических ступеней лестницы, есть еще один выключатель. Он включает свет сразу и в коридоре,и в дежурной комнате, чтобы тому, кто поднялся на второй этаж, не пришлось брести в потемках через весь коридор. Не надо ли для надежности сделать что-то и со вторым выключателем? Нет, пожалуй, не надо. Скорее всего, выключатели работают независимо один от другого. Так или иначе, да наступит тьма!
Вирджиния Додж однажды пустила в ход оружие, и вряд ли она испугается сделать это во второй раз.
Ладно, подумал он, хватит рассуждать. Пора действовать.
Он шел через комнату, когда его окликнули:
— Эй!
Хоуз остановился. Анжелика Гомес поймала его за руку.
— У тебя нет cigarrillo[12]?
— Есть, — ответил Хоуз. Он вынул пачку и вытряс сигарету. Анжелика сунула ее в рот, и сигарета приклеилась к нижней пухлой губе. Девушка застыла в ожидании. Хоуз чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете.
— Muchas gracias, — поблагодарила Анжелика. — У тебя хорошие манеры. Это приятно.
— Стараюсь, — сказал Хоуз и уже двинулся было дальше, но Анжелика снова ухватила его за рукав.
— Хочешь, скажу одну вещь?
— Какую?
— Ненавижу этот город. Знаешь почему?
— Почему?
— Тут у людей плохие манеры. Честно.
— Да, в жизни бывает всякое, — нетерпеливо сказал Хоуз.
Он не успел сделать и шага, как Анжелика спросила:
— Куда торопишься?
Вирджиния Додж подозрительно покосилась в его сторону.
— Никуда я не тороплюсь, — возразил Хоуз. Спиной он чувствовал на себе взгляд Вирджинии. Ее глаза, как сверла, вонзились ему в позвоночник.
— Вот и садись, — сказала Анжелика. — Поговори со мной. В этом городе люди спешат, спешат, всем некогда поговорить. На нашем острове не так, Там на все есть время.
Хоуз заколебался. Вирджиния Додж по-прежнему смотрела на несо. Пытаясь скрыть свое нетерпение, он придвинул стул и сел рядом с Анжеликой. Медленно, пожалуй, неестественно медленно он вынул из пачки еще одну сигарету и закурил. Он заметил, что у него дрожит рука. Не обращать внимания на Вирджинию! Хоуз сделал вид, будто его интересует только приятное общество Анжелики Гомес. Но, затягиваясь сигаретой, он подумал: когда же Вирджиния вспомнит, что оставила револьвер в кармане пальто?
— Почему у тебя седые волосы? — спросила его Анжелика.
Хоуз машинально дотронулся рукой до седой пряди у левого виска.
— Мне сюда ударили ножом, — сказал он. — С тех пор в этом месте волосы растут седые.
— А за что ударили ножом?
— Это долгая история.
— Расскажи. Времени полно.
Только не у меня, подумал Хоуз и вдруг понял, что Вирджиния по-прежнему не спускает с него глаз. Неужели она догадалась, что он что-то задумал? Под ложечкой противно засосало. Ему захотелось выдохнуть воздух, а с ним и тревогу, закричать, ударить кулаком по стене. И все-таки Хоуз сдержался и заставил себя продолжать беседу спокойным обычным тоном. Но он не мог не думать о револьвере в кармане пальто. Он думал о нем так напряженно, что ему казалось — его пальцы уже сжимают рукоятку орехового дерева.
— Я расследовал одно ограбление, — говорил он между тем Анжелике. — Когда я пришел на место происшествия, женщина была в истерике. Похоже, еще не оправилась от шока. Она пришла в ужас, когда я собрался уходить, и стоило мне выйти на лестницу, как она дико закричала. Я решил прислать к ней кого-нибудь из полицейского патруля, но не успел. Этот тип набросился на меня с ножом.
— Грабитель?
— Нет, самое смешное, что не грабитель. Прибежал техник-смотритель этого дома. Он услышал вопли и бросился на выручку. Решил, наверно, что грабитель вернулся. На площадке было темно, и как только техник увидел меня, то набросился с ножом. Он же не знал, кто я. А я не знал, кто он. Я страшно разозлился и колошматил его, пока он не рухнул без сознания. Но к тому времени этот дурень успел располосовать мне голову.
— А дальше что?
— Чтобы добраться до раны, мне сбрили волосы. А когда они снова выросли, стали седыми. Вот и все. Конец фильма.
— Техника посадили?
— Нет. Он был искренне уверен, что я грабитель.
Возникла пауза.
— А меня посадят? — спросила Анжелика.
— Вполне возможно.
Они снова замолчали. Хоуз подумал, что ему, пожалуй, пора идти, но Вирджиния по-прежнему не спускала с него глаз. Анжелика Гомес сидела, уронив руки на колени. В ее лице смешались печаль и какая-то жестокость, отчего она стала выглядеть гораздо старше.
Решив немного потянуть время, Хоуз спросил:
— А как ты попала сюда?
— Самолетом «Панамерикен».
— Я не это имел в виду…
— Ну да, ну конечно… — Она расхохоталась, и жестокое выражение тотчас исчезло. Анжелика запрокинула голову, и ее крашеные светлые волосы на мгновение показались Хоузу такими же натуральными, как и ее смех. В эту минуту она забыла про все свои невзгоды, злополучный удар бритвой и грядущее возмездие. Осталась только ее красота, которую никто не мог у нее отобрать. Смех внезапно оборвался, и беззаботное выражение исчезло с лица, словно паутина под порывом ветра. Вернулась прежняя жестокость и прикрыла красоту прозрачным, но прочным щитом.
— Я приехала сюда, потому что хотела есть, — сказала она. — В Пуэрто-Рико такая нищета.
Она произнесла название острова с испанской величественностью, и Хоуз, который никогда не бывал там, вдруг представил нечто неописуемо прекрасное.
— Я получала письма от родственников, — продолжала Анжелика. — Приезжай сюда, не пожалеешь. Приехала. Заняла денег на билет и приехала. Есть такие люди, кто одалживает. Потом ты им возвращаешь. С процентами. Приехала в январе. Холод страшный. Я испугалась. Я знала, что будет зима. Но такого холода не ожидала.
— Где же ты остановилась, Анжелика?
— Сначала пошла в место, которое называют «Теплая постель». Знаешь, что это такое?
— Нет, а что это?
— Звучит неприлично, но это не то, что ты думаешь. В «Теплой постели» люди спят по сменам, comprende?[13] Все равно как сдать одну квартиру трем людям. Ты приходишь, спишь, потом уходишь. Приходит следующий, спит, уходит. За ним — третий. Одна квартира, трое жильцов. Здорово придумано. Много dinero[14] приносит. Хозяину, не жильцу.
Она мрачно улыбнулась, и Хоуз улыбнулся в ответ.
— Ну вот, — сказала Анжелика после паузы. — Сначала жила так. Потом деньги кончились. Пошла жить к родственникам. Потом стала им обухом… нет, обу… как там у вас говорят, когда нет больше сил терпеть?
— Обузой.
— Обузой. Вот именно. Тогда я встретила одного человека. Стала жить у него.
— У кого?
— Был один. Человек как человек. Закона не нарушал. Но я с ним больше не живу, потому что однажды он меня избил, а я этого не люблю. Я ушла. Теперь иногда сплю с разными мужчинами, но только когда очень нужны деньги. — Она помолчала и спросила: — Хочешь, скажу одну вещь?
— Какую?
— В Пуэрто-Рико, — и снова в ее устах это слово прозвучало как стихи, — я красавица, так? Здесь тоже ничего. Но здесь для них я дешевка. Понимаешь? На меня смотрят мужчины и думают: хочу с ней спать. А в Пуэрто-Рико на меня смотрят с уважением. Там все по-другому.