— А что в этом такого невероятного? — спросил Баки.
— Абсолютно невероятно, — отрезал Сэмми. — Если эта сумасшедшая и в самом деле сидит там с револьвером и бутылкой нитроглицерина, как же, черт побери, этот твой детектив изловчился напечатать свой текст и выбросить его на улицу? Этого не может быть, Баки, потому что этого не может быть никогда.
— А мне листок кажется настоящим, — упрямо произнес Баки.
— Послушай… — начал было Джим, но Сэмми перебил его:
— Погоди, Джимми, я все улажу.
— А мне это кажется настоящим, — повторял Баки как попугай.
— Здесь есть подпись? — спросил его Сэмми. — Ты видишь тут подпись?
— Конечно, — сказал Баки. — Детектив второго класса…
— Это напечатано. А от руки подписано?
— Нет.
— Почему?
— Что почему?
— Послушай, ты собираешься бегать с этой бумажкой всю ночь?
— Нет, но…
— Ты хоть помнишь, зачем мы сюда пришли?
— В общем-то…
— Мы что, пришли сюда играть в космических полицейских?
— Нет, но…
— Мы пришли сюда тратить время попусту? Читать липовые полицейские отчеты, напечатанные каким-то мальчишкой на пишущей машинке старшего брата?
— Нет, но…
— Я хочу задать тебе простой вопрос, дружище, — сказал Сэмми. — Простой и четкий вопрос. И хочу получить на него простой и четкий ответ. Договорились?
— Ладно, — сказал Баки, — но это выглядит совсем как…
— Ты пришел сюда к девочкам, так?
— Так.
— Стало быть…
— Что?
— А то! Выбрось-ка это из головы. Давай лучше двинемся вперед. Еще ночь молода! А? — Сэмми хохотнул. — Пошли, старина. Пошли, дружище. В бой! Вперед!
Баки задумался на мгновение.
Затем сказал:
— Идите без меня. Я все-таки позвоню по этому телефону.
— О святой Будда! — вздохнул Сэмми.
Телефон в дежурной комнате зазвонил в 6.55.
Хэл Уиллис посмотрел на Вирджинию и, получив разрешение, снял трубку.
— Восемьдесят седьмой участок, — сказал он. — Детектив Уиллис слушает.
— Минуточку, — сказал голос на другом конце провода. Похоже, звонивший говорил с кем-то, кто был рядом с ним. — Откуда я знаю, черт возьми? — услышал Уиллис. — Передай это кому следует. Нет же, Господи, при чем тут картотека на карманников? Ну, Райли, из всех ослов, с которыми мне приходилось работать, ты самый тупой. Не видишь, я говорю по телефону, подожди минуту. Алло!
— Алло, — отозвался Уиллис. Вирджиния обратилась во внимание и слух.
— С кем я говорю? — осведомился голос в трубке.
— С детективом Уиллисом.
— Вы детектив, я правильно понял?
— Да.
— Это восемьдесят седьмой участок?
— Да.
— Значит, это был какой-то псих.
— А нельзя ли пояснее?
— Говорит Майк Салливан из Главного управления. Только что нам позвонили… когда же? — В телефонной трубке послышалось шуршание бумаги. — Да, в шесть сорок пять.
— Кто вам позвонил? — спросил Уиллис.
— Какой-то студент. Сказал, что подобрал на улице листок, бланк отчета следственного отдела. А на листке якобы напечатано сообщение, что-то насчет девицы с бутылкой нитроглицерина. Вам что-нибудь известно об этом?
Вирджиния Додж на мгновение окаменела. Ствол револьвера коснулся горлышка бутылки. Уиллис видел, как Вирджинию начала бить дрожь.
— Нитроглицерин? — переспросил он, взглянул на ее руку и понял, что еще мгновение — и ствол револьвера разобьет стекло.
— Он самый. Это правда?
— Нет, — сказал Уиллис. — Мы ничего такого не слыхали.
— Я так и подумал. Но студент, который нам звонил, назвался и все такое, и я решил, вдруг это не липа. И на всякий случай проверил. Проверка никогда не помешает, верно? — И Салливан громко расхохотался.
— Конечно, не помешает, — пробормотал Уиллис. Он лихорадочно соображал, как объяснить Салливану, что на самом деле все обстоит именно так, как сказано в послании Майера. — Проверка никому еще не мешала.
Он не спускал глаз с Вирджинии, с револьвера, пляшущего в ее руке. А Салливан продолжал веселиться.
— В конце концов, кто знает, вдруг в один прекрасный день к вам и вправду заявится какой-нибудь псих с бомбой, верно, Уиллис? — И снова в трубке загрохотал смех.
— Нет… Хотя, конечно, кто знает… — деревянно отозвался Уиллис.
— То-то и оно, — сказал Салливан, отсмеявшись. — Кстати, у вас там в участке есть детектив по фамилии Майер?
Уиллис заколебался. Он не знал, писал ли Майер эту записку. Если он ответит «да» — поймет ли Салливан, что к чему? Если скажет «нет», станет ли Салливан наводить справки о личном составе восемьдесят седьмого участка? Да и сам Майер…
— Вы меня слышите? — спросил Салливан.
— Что? Да, конечно.
— Отвечай ему! — прошипела Вирджиния.
— У нас иногда плохо с телефоном, — сказал Салливан. — Бывает, связь прерывается.
— Нет, нет, я все слышу.
— Ну и отлично. Так что, есть у вас Майер?
— Есть.
— Детектив второго класса?
— Да.
— Вот потеха, — произнес Салливан. — Студент сказал, что записку подписал детектив второго класса Майер. Это же курам на смех!
— Да уж, — промямлил Уиллис.
— А у вас, значит, действительно есть Майер.
— Есть.
— Господи, вот умора! — веселился Салливан. — Да, проверить не мешает никогда. Что, что? Райли, неужели ты не видишь, что я говорю по телефону? Ладно, Уиллис, мне надо работать. Всего наилучшего. Рад был перемолвиться словечком.
На этом разговор окончился.
Уиллис положил трубку на рычаг.
Вирджиния Додж тоже положила трубку, взяла бутылку и медленно подошла к столу у окна, где сидел Майер Майер.
Она не проронила ни слова.
Вирджиния поставила бутылку на стол перед Майером и, размахнувшись, ударила его стволом револьвера по лицу, разбив ему губу. Майер пытался прикрыть лицо руками, но ствол снова и снова взлетал и падал. Вирджиния била по зубам и носу, по лысой макушке…
Глаза ее сверкали.
Злобно, жестоко, зверски избивала она свою жертву до тех пор, пока Майер Майер не рухнул на стол, едва не опрокинув нитроглицерин.
Вирджиния взяла бутылку и холодно глянула на Майера.
Потом не торопясь вернулась к своему столу.
Глава 16
— Я ненавидел старого мерзавца и рад, что он помер, — сказал Алан Скотт.
Куда только девалась его вчерашняя застенчивость! Они с Кареллой стояли в оружейной комнате, по стенам которой были развешаны охотничьи трофеи. За спиной Алана скалилась свирепая тигриная пасть, и выражение лица молодого Скотта — сегодня никто не назвал бы его анемичным — свирепостью своей мало чем уступало тигриному.
— Это довольно серьезное заявление, мистер Скотт, — заметил Карелла.
— Вы так думаете? Это был мерзкий подонок. У меня не хватит пальцев на руках, чтобы подсчитать, скольких людей разорила его фирма. За что мне было его любить? Вы случайно не росли в доме финансового магната?
— Нет, — ответил Карелла. — Я вырос в доме итальянского иммигранта, булочника.
— Вы ничего не потеряли, поверьте мне. Разумеется, старый мерзавец не был, так сказать, абсолютным монархом, но и той власти, которой он располагал, вполне хватило, чтобы окончательно развратить его. Он представлялся мне огромным гнойником, источающим коррупцию. Мой отец. Милый старый папочка. Безжалостный сукин сын.
— Вчера вы были вроде бы расстроены его смертью.
— Смертью — да! Смерть сама по себе всегда потрясение. Но я никогда его не любил, честное слово.
— Вы ненавидели его так сильно, что могли бы убить, мистер Скотт?
— Да. Так. Но я не сделал этого. Может быть, рано или поздно этим бы все кончилось. Но случилось иначе, и я не причастен к его смерти. Поэтому хочу быть с вами совершенно откровенным. Я не намерен отвечать за то, к чему не имею никакого отношения. Вы подозреваете убийство, не правда ли? Иначе с чего бы вам тут околачиваться…