— Не трогай, — огрызнулась целительница. — Швы свежие. А мои лекарства действуют только на человека.
Я выровняла дыхание, следя за нитями, расходящимися вокруг меня. Они медленно проступали в фокусе, принося с собой ослепительно сильную головную боль, но я почувствовала облегчение, когда снова осознала, что меня окружает. На несколько ужасающих мгновений мне показалось, что меня оторвали от единственной вещи, которая связывала меня с миром.
Я снова была в лагере, в палатке — моей? Атриуса? Все это было так трудно осознать. Целительница, женщина-вампир, стояла на коленях рядом со мной. Ее присутствие излучало печаль и усталость.
Я повернула голову, которая была слегка приподнята, и поняла, что лежу на коленях Атриуса.
Когда воспоминания о том, как я была ранена, вернулись, первым был голос Атриуса, когда я затихла.
А потом взрывы, и тела, и...
Тела.
Я сильно прикусила язык, прямо над старым шрамом. И все равно чуть не пустила кровь. Но это не помогло.
Если бы мне повезло, волна ярости, которую я ощутила в последние мгновения сознания, оказалась бы симптомом моего бредового состояния. Если бы мне повезло, я бы проснулась непоколебимым, спокойным Арахессеном, каким меня учили быть.
Мне не повезло.
Целительница встала и что-то сказала Атриусу на языке Обитраэна, на что он ответил кивком и несколькими отрывистыми словами. Она вышла из палатки, оставив нас вдвоем.
Теперь я поняла, что это был шатер Атриуса. Он привел меня к себе.
Я снова села — на этот раз медленно.
— Она сказала быть осторожной, — огрызнулся Атриус.
— Я и так осторожна.
Я повернулась к нему лицом. От него исходила усталость, как шлейфовый запах. Его стены были тяжелее, чем обычно, — они казались более принужденными, и ему требовалось больше усилий, чтобы удержать их.
Но я все равно чувствовала, что за ними скрывается.
Я осторожно прикоснулась к своей ране. Нет, вампир-целитель не смогла помочь мне так, как могли бы Арахессены, но она все равно сделала чертовски хорошую работу. Рана болела, и она еще будет кровоточить, если я наложу швы, но это было далеко не опасно для жизни. Интересно, что магия Ньяксии может использоваться и для лечения людей, пусть и несовершенно.
— Сколько? — задохнулась я.
Ужасное, ироничное эхо в этих словах донеслось до меня только после того, как они покинули мои губы. Но Атриус услышал его сразу, и его лицо опустилось.
— Слишком много, — пробормотал он. — Слишком много.
Его ответ кольнул меня в самое сердце, прямо в тайную рану, которая кровоточила там двадцать лет.
Я знала, что это произойдет. Я знала, что те, кто висел на деревьях, уже мертвы, независимо от того, перекачивает ли их сердце еще слабую кровь или нет. Но это ничуть не уменьшило осколки гнева внутри меня из-за ответа Атриуса.
Снаружи палатки послышались голоса. От количества ярости и горя в окружающих нас людях у меня закружилась голова.
— Как долго...
— Мы убили всех людей Короля Пифора. — Губы Атриуса дернулись в слабой усмешке, как будто этого кровопролития было недостаточно, чтобы принести ему удовлетворение. — Ни один человеческий солдат не ушел с острова живым. Мы это обеспечили. Даже если за это пришлось дорого заплатить.
Маленькая победа. Но она не казалась таковой. Король Пифора отправил бы на остров лишь небольшую группу, зная, что они станут жертвами. Эти жизни были малым утешением за то количество, которое они забрали.
— Мы забрали всех раненых, кого смогли, — продолжал Атриус. — В том числе и тебя. Но их гораздо больше.
На его лице мелькнуло странное выражение — что-то, что я не смогла расшифровать.
Он встал.
— Ты отдыхай. Мне нужно...
Но я тоже начала вставать.
Он поймал меня за руку, когда я была уже на полпути.
— Куда ты идешь?
— Я не великий целитель, — сказала я, — но я не бесполезна...
— Нет.
— Я не собираюсь с тобой спорить.
Я встала, и на меня нахлынула волна головокружения. Атриус не ослабил своей хватки на моей руке.
Нити снаружи были оживлены. Потянув его за собой, я, пошатываясь, добралась до створки палатки и распахнула ее.
Ткачиха помоги мне.
Армия Атриуса была уничтожена.
С одной стороны лежали десятки тел, завернутых в белую ткань. Целая полоса палаток на востоке была уничтожена. Повсюду вокруг нас воины спешили на помощь своим раненым товарищам.
С моих губ сорвался прерывистый вздох.
— Это не только с острова.
Здесь слишком много раненых. Гораздо больше, чем Атриус привел в Вератас.
— Нет. — Его голос был низким. Густой от гнева.
Постепенно я собрала правду воедино.
Король Пифора каким-то образом узнал об острове. Напал на него. Использовал его как приманку.
А потом, когда самые боеспособные силы Атриуса были выбиты, он нанес удар по острову и лагерю.
По крайней мере, здесь люди Атриуса, похоже, смогли удержать свои позиции — хотя и с трудом. Но целью Короля Пифора, вероятно, не было их уничтожение. Какой в этом смысл? Нет, его целью было сломить их, ведь именно так он завоевал и свою страну. Сломив людей внутри нее.
Я выдернула руку из рук Атриуса и пошла вперед. Он потянулся, чтобы остановить меня, но я огрызнулась:
— Ты хочешь сидеть там и ничего не делать?
Его рот закрылся. На его лице мелькнуло понимание — как будто он узнал во мне что-то знакомое.
Он опустил руку на бок.
— Знай свои пределы, — сказал он. — Будь осторожна.
Я кивнула, он выпрямил спину, и мы вдвоем бросились в бой с неизбежным.
ГЛАВА 34
Часы тянулись быстро. Я могла двигаться, хотя и медленно и немного болезненно. Головная боль была гораздо сильнее, чем раны. Я следовала за целительницей, помогая тем, к кому она не могла подойти достаточно быстро. Моя целительская магия была слабой, особенно для вампиров, но я могла облегчить боль до ее прихода.
Я не прекращала работу. Когда взошло солнце, мы перебрались в палатки и продолжили работу. Когда солнце снова зашло, мы снова вышли на улицу.
С каждым телом, над которым я склонялась, с каждым солдатом, который в бреду спрашивал о жене, муже или ребенке, с каждым страдальцем, который знал, что его смерть близка, с каждым, кто ускользал, несмотря на все наши усилия, ярость под моей кожей билась все громче.
В конце концов, после бесчисленных часов — Ткачиха, бесчисленные дни — я повернулась к целительнице и спросил:
— Кто следующий?
Она вытерла кровь со своих рук.
— Никто.
Сначала я не поняла, что она имела в виду.
— Никого не осталось, — сказала она. — Мы сделали все, что могли. Теперь мы ждем. — Она подошла к крышке палатки и открыла ее. — Спать. Вот что я собираюсь сделать.
Я вернулась в палатку, потому что куда еще я могла пойти? Но тут же поняла, что не могу оставаться там, как бы я ни была измотана. Мысль о том, чтобы сидеть наедине с отголосками боли в нитях, была тошнотворной.