— Не думаю, что они становятся намного крупнее, чем этот, — сказала я, — но они становятся сильнее. И умнее. Обычно они не забредают так далеко на юг.
— Или отбиваются от стаи, — сказал Атриус.
Неудивительно, что он провел свое исследование.
Глаза Эреккуса расширились.
— Стая? — вскрикнул он, снова хватаясь за лук.
— Здесь нет других, — быстро сказал я. Я снова прижала руку к камню, проверяя, не обманываю ли я себя, но кроме нас не было никаких других живых существ, кроме отдаленных отголосков того, что, должно быть, было другими сливиками далеко впереди.
— Это молодой самец, — продолжила я. — Их часто отгоняют от стаи, когда они достигают зрелости.
— А этот забрел далеко от дома.
Атриус коснулся хвоста трупа, и я подумала, не показалось ли мне, что в его голосе прозвучала грусть — от того, что что-то показалось слишком знакомым.
Мое внимание снова переключилось на его плечо. И на руку. Он по-прежнему не двигал ею.
Я проклинала себя за то, что не была более полезным целителем.
Атриус, должно быть, прочел выражение моего лица.
— Все в порядке, — пробормотал он.
— Ты же правша.
Наступила короткая пауза, словно он понял, что я заметила. Затем он беззаботно сказал:
— Я одинаково хорошо владею обеими руками.
Высокомерный мужчина.
— Мы это уладим, — сказала я. — А потом нам нужно двигаться дальше. Мы и так потеряли слишком много времени.
Эреккус уже рылся в своей сумке, доставая рулон бинтов и бутылку с лекарством. Он начал было подходить к Атриусу, но, когда Атриус нахмурился, протянул их мне.
— Скажи остальным, чтобы были готовы двигаться, — приказал ему Атриус и поморщился, когда я вылил лекарство на рану. Вблизи я чувствовала жар разорванной плоти — зубы глубоко врезались и рвались, а слюна представляла опасность заражения. Неприятная штука. Я молилась, чтобы его вампирская выносливость справилась с этим лучше, чем человек.
— Этого бы не случилось, если бы я была в сознании, — пробормотала я, поднимая его руку, чтобы наложить повязку на плечо.
Другой рукой он поймал мой подбородок и наклонил его к себе.
— Ты совершила невероятную глупость, — огрызнулся он.
Ткачиха, меня уже тошнило от того, что мне говорили, какая я глупая.
— Ты...
Но потом он сказал:
— Спасибо. — И его поцелуй был таким мягким и быстрым, что я едва почувствовала его дыхание на своих губах.
Я замерла, ошеломленная больше, чем хотелось бы, прежде чем продолжить перевязку.
— Ты бы сделал это для меня, — тихо сказала я. Это было единственное, что я могла сказать, и я даже не была уверена, почему — пока не поняла, что это неоспоримая правда.
Мы с Атриусом больше ничего не говорили, пока я заканчивала перевязку. Я закрепила ее, и мы снова шагнули в туман, один за другим.
ГЛАВА 40
Следующие дни прошли как в тумане. Шли до изнеможения. Ели до сна. Спали посменно, в редкие, дробные часы. Просыпались и шли. Повторялось. Не было ни солнца, ни луны, чтобы следить за течением времени. Местность становилась все более пересеченной, мои голени и лодыжки болели и покрывались синяками, а часто и царапинами, потому что я не могла сосредоточиться на том, чтобы вести группу и при этом ориентироваться самому. Я все больше опиралась на Атриуса, а он, в свою очередь, — на меня, потому что по мере того как камень становился все более грубым, увеличивался и наш путь вперед. Теперь путь очень часто разветвлялся, заставляя меня проникать взглядом сквозь камень далеко вперед, чтобы отсечь тупики и найти наиболее безопасный путь вперед.
Иногда даже те тропинки, которые никуда не вели, тянулись на многие мили, и было почти невозможно определить, какой из них верный. У некоторых из таких ответвлений я прижималась щекой к камню, на лбу выступали бисеринки пота, пока я долгие, мучительные минуты перебирала нити, пытаясь принять решение.
Я постоянно осознавала, что ставки в этом выборе высоки. Чем дальше мы шли, тем чаще натыкались на останки путешественников, которым повезло гораздо меньше, чем нам. Некоторые из них были древними костями, облаченными в помятые, потрескавшиеся доспехи, проржавевшие от времени. Другие были более свежими — настолько свежими, что на них можно было различить следы зубов и когтей сливиков, обчистивших их тело. Самой свежей оказалась пара — взрослый и ребенок.
Эреккус остановился на ней, и в его нитях промелькнул короткий, сильный укол печали.
— Зачем кому-то брать с собой ребенка... — начал он, но тут же резко замолчал, словно уже на полпути понял, каким будет ответ.
Конечно, он понял. Мы все понимали. Отчаяние. Возможно, то самое отчаяние, которое заставило бы человека отдать своего ребенка в странствия по миру, в чужие страны, в поисках нового дома.
Атриус положил руку на плечо Эреккуса, легонько подтолкнул его вперед, и мы больше не смотрели на это крошечное тельце.
По мере того как мы продвигались на север, я все чаще стал ощущать сливиков. С каждым ответвлением нашего маршрута я проверяла не только наличие тупиков, из-за которых мы могли бы идти кругами до самой смерти, но и наличие зверей. На севере они обычно собирались группами, поэтому их было легче избежать, но и встретить гораздо опаснее. Иногда я вела нас опасными запутанными маршрутами, чтобы избежать их скоплений, которые я чувствовала поблизости. Хотя это и замедляло движение, я не могла заставить себя пожалеть о принятом решении, когда мы слышали эти недостаточно далекие крики.
Атриус вел счет дням, делая пометки в маленьком, испачканном кровью блокноте, который он носил в кармане, хотя я скептически относилась к тому, насколько точно он чувствует время. Я была уверена, что никто из нас, включая его самого, не знает, сколько времени прошло.
Цикл был бесконечным. Хождение. Сон. Хождение. Задерживание дыхание. Смена курс. Хождение.
По совершенно ненадежным оценкам Атриуса, прошло уже семь дней, когда я почувствовала это.
Мы подошли к очередной развилке на нашем пути. Высота начала увеличиваться, а пространство между скалами стало еще более узким, так что наша тропа, состоящая из двух солдат, превратилась в длинную, извилистую линию в один ряд. За несколько миль до этого я подвернул лодыжку, и я был не единственным, кто получил травму на этой местности. Мы продвигались медленно.
Хуже того, у нас заканчивалась еда.
На задворках моего сознания зародился ужасный вопрос — а что, если я привела нас не туда?
Эти сомнения громко зашептали мне в ухо на той самой развилке, когда я прислонилась к камню и нащупала нити... пошла по ним...
Я рывком поднялась на ноги, едва не врезавшись спиной в грудь Атриуса.
— Что? — встревоженно спросил он.
— Ш, — прошипела я.
Я снова прижалась к скалам.