Мы пересекли комнату, оставив позади холодную тьму туманных равнин и окунувшись в теплую темноту замка, где сильно пахло цветами Пифора и плесенью. Неощутимое присутствие, которое я чувствовала снаружи, становилось все сильнее, хотя и оставалось... странным, которое я не могла определить.
Мы прошли под аркой и поднялись по лестнице. Шаг за шагом перед нами открывался тронный зал: сначала изящный арочный потолок, расписанный сколами фресок с изображением гнева богов, затем золотая лепнина и встроенные в него кронштейны для витражных фонарей.
Мы поднялись на самый верх лестницы. Тронный зал был таким же величественным, как и много веков назад, по словам древних посетителей. Возможно, для тех, кто видел его глазами, он был еще грандиознее, но его красота была настолько агрессивной, настолько витиеватой, что я все еще ощущала ее сквозь нити.
В конце длинного-длинного зала стоял единственный трон, возвышавшийся на помосте.
А в кресле, откинувшись на одну сторону, сидел Король Пифора.
На мгновение мы с Атриусом напряглись, ожидая крика, приказа, признания.
Но ничего не последовало.
Я нахмурила брови. Челюсть Атриуса сжалась.
Я не могла избавиться от странного онемения нитей, от неестественной тишины, которая ощущалась как вата, заложенная в уши, но все же последовал за Атриусом, когда тот пересек тронный зал, его шаги были твердыми и длинными, меч наготове.
Король Пифора не двигался и не говорил.
Мы были уже в нескольких шагах от него, когда я поняла, почему.
— Атриус, — задохнулась я, когда он поднял меч и вогнал его в грудь короля, пронзив слои пурпурного шелка и пестрой кожи.
Король попятился. Его глаза, безучастно смотревшие в даль, дрогнули.
Атриус долго стоял, сжимая меч, глаза его сузились сначала в замешательстве, потом в осознании. Возможно, он заметил и все остальные отметины на теле короля — пару-тройку порезов на горле, разрывы на груди, жестокую отметину, возможно, от стрелы, прямо над сердцем.
Судя по тому, что плечи Короля Пифора постоянно — неестественно постоянно — поднимались и опускались, он был не мертв.
Но и живым он, конечно, не был.
Он был дышащим трупом, и мы даже не были первыми, кто его убил.
Атриус попятился назад, выдергивая меч. Густая багровая субстанция, окрасившая его меч и растекшаяся по открытой ране, лишь отдаленно напоминала кровь.
— Что за... — пробормотал он.
Знакомое присутствие нависло надо мной, как длинная тень.
Внезапно все вокруг стало очень холодным.
Мне вдруг стало очень, очень страшно.
Одним резким движением я шагнула к Атриусу, оттолкнула его и склонила голову.
— Зрячая Мать, — вздохнула я. — Какое счастье видеть вас.
Я пыталась заставить себя поверить в это — заставить каждую свою нить вибрировать от любви к ней, от благодарности.
— Хотела бы я сказать то же самое, — сказала Зрячая Мать, появляясь из темноты и становясь рядом с Королем Пифора, положив ему на плечо одну-единственную небрежную руку.
ГЛАВА 43
Я жалела, что не могу общаться с Атриусом без слов. Я хотела бы сказать ему, чтобы он опустил этот проклятый меч, прямо сейчас. Потому что я знала, что он тоже в замешательстве, но все, что он знал, это то, что я — сбежавшая Арахессена, а это — Зрячая Мать, и он обещал защищать меня.
Если он попытается защитить меня, то умрет.
Я вытянула руку за спину, сложив ладонь так, чтобы она ясно говорила ему:
— Остановись.
И что говорило о том, что какая-то детская часть меня, та часть, которую вырастила эта женщина, не могла смириться с тем, что Атриус убьет ее или наоборот?
Что она здесь делала?
Я не просила о подкреплении. Они, конечно, не указали, что предоставят мне его. Но, возможно, я ошиблась, приняв безответный зов в Крепости за знак того, что Арахессены обнаружили мое предательство.
Возможно, она передумала.
Возможно, она пришла сюда, зная, что мы идем за Королем Пифора, и.… и убила его раньше, чем мы успели.
Это не имело смысла. Но это был единственный сценарий, который я мог связать воедино.
Обычно я хорошо владела словом, умела играть разные роли и быстро соображать. Но сейчас, несмотря на себя, мое замешательство вырвалось на поверхность.
— Я не... это сделали вы, Зрячая Мать? — Я жестом указала на короля — скорее, на его труп. — После стольких лет мы наконец-то...
Зрячая Мать шаг за шагом приблизилась ко мне и прикоснулась к моей щеке. Она улыбнулась. Ее прикосновение было ошеломляющим — она позволила всем своим эмоциям выплеснуться через него. Интенсивная материнская любовь, длившаяся пятнадцать лет. Гордость командира.
И откровенный, кровавый, холодный, как сталь, гнев. Гнев, который, несмотря на всю теплоту, лишь глубже врезался в мое нутро, зарываясь в него и скручивая.
Ее улыбка померкла, а губы скривились.
— Что, — спросила она спокойно, — ты здесь делаешь?
Я и раньше испытывала страх. Но никогда не испытывала такого.
На этот вопрос был правильный ответ. Он должен был быть. Я неистово твердила себе это, заставляла себя поверить в это.
Я могла дать ей этот идеальный ответ. Я должна попытаться.
Вместо этого я спросила, так же спокойно:
— Что вы здесь делаете?
— Конечно, я пришла встретиться с тобой.
Этот ответ не утешил меня. Наоборот, он пробрал меня до костей.
Я засунула этот страх как можно глубже, спрятав его под десятилетиями искренней любви к Зрячей Матери.
— Я так рада вас видеть, — сказала я. — Но почему Король Пифора...
— Король Пифора — больше, чем мужчина.
Я не понимала. Я даже не знала, как сформулировать вопрос, прозвучавший на моих губах.
—Король Пифора не был мужчиной, — сказала Зрячая, — очень долгое время.
Ужасное чувство поднялось у меня в горле. Жужжание в ушах, словно дыхание чудовища за спиной, осознание того, что я не хочу поворачиваться к нему лицом.
Я тихо сказала:
— Зрячая Мать, я не понимаю.
Ее улыбка дрогнула. Она тихонько засмеялась.
— Пойдем, Силина. Ты такая умная. Как ты можешь говорить мне, что никогда не подозревала?
Чего не подозревала? Я хотела сказать. Но я не хотела открывать рот, чтобы она услышала мой голос. Не хотела выдавать свое смятение.
— В страдании есть сила, — сказала она. — Сила в том, чтобы было с чем бороться. Мы учили тебя этому. И ты знаешь это лучше многих.
У меня зазвенело в ушах.
Я не хотела верить в то, что она говорила. Не могла поверить. Ведь если я правильно складываю кусочки, это значит, что я только что потратила свою жизнь, сражаясь против несуществующего короля, служа Сестринству, которое мне лгало. Лгала во имя того самого зла, которое я так стремилась стереть с лица этого королевства.
Что-то внутри меня просто рухнуло. Просто рассыпалось. Я открыла рот, но не нашла слов. Я подавила их, потому что все, что вырвалось бы наружу, лишь выдало бы мое опустошение.