— Понял, вы выкупили у наследников.
— Дело в том, что… мы и есть те самые дети. Члены совета директоров компании- наследники владельцев здания.
— А вы не слышали об истории виллы доктора Бонетти? Он же консультировал в клинике, — поинтересовалась Саша.
Синьор Карризи переменился в лице. Такого вопроса он явно не ожидал.
— Почему вас интересует вилла?
— Воспоминания детства моей экономки, — Лапо заулыбался еще лучезарнее, чем обычно.
— Нет, я ничего не слышал о вилле и о докторе… как вы там сказали? Барлотти?
Дальнейшая экскурсия прошла формально. Лапо кивал, Фиона восхищалась, Саша молчала.
Карризи первым подошел к ней, когда они прощались на тех же каменных ступенях.
— Вы что-то слышали от своей подруги об исследовании нашей картины?
— Пока нет.
— Вы уверены, что она не в доле с экспертами? Зачем так перестраховываться?
Саша не успела ответить, вмешался Лапо.
— Несколько лет назад картина одного голландского художника была продана американскому миллионеру за 8 миллионов долларов. Вскоре выяснилось, что это подделка. Сотбис подал в суд иск к продавцу картины о возмещении ущерба. Думаю, в данном случае заключение экспертной компании защитит ваши финансы.
— Нам нечего скрывать и нечего защищать! Картина сто пятьдесят лет висела открыто в холле этого особняка! (На днях говорили про пятьсот лет, — подумала Саша). Я знаю, как бывает. Сговор с экспертами! Мы продаем картину по заниженной цене, потом человек, который ее покупает, продает за миллионы!
— Вы обвиняете эту даму и ее подругу в мошенничестве? — Мило улыбнулся Лапо.
Карризи потемнел лицом. — Я никого не обвиняю, я просто не вчера родился. — И, буркнув слова прощания, удалился.
— Вот так, — сказала Саша. — А прошлый раз он даже не попрощался. — Как особнячок? Купишь апартамент, когда выиграешь в лотерею?
Лапо сначала не понял, потом рассмеялся. — Думаю, и так бы наскреб, но нет. Это же кошмар. И мало того, придется постоянно толкаться среди остальных жильцов. Нет уж, мне и в полях хорошо!
— Вот и я даром бы не взяла. — ответствовала Саша. А Фиона лишь вздохнула про себя — и чего они? Красиво же!
— Так где ваш особняк с привидениями? — спросил Лапо.
Фиона растерянно пожала плечами.
— Я не была здесь шестьдесят лет. Ничего не узнаю. Все изменилось! Может, снизу с побережья я вспомню?
— А может, просто спросим? Местные наверняка знают эту историю.
— И что-нибудь съедим, — поддержала Саша. — Я сейчас умру от голода.
Фиона категорически отказалась есть в незнакомом заведении, ограничившись чашечкой кофе. Саша выбрала рыбу на гриле, безо всяких паст и антипасти, Лапо ограничился тарелкой брускетт с куриным паштетом-фегатини, с белыми грибами, со шпинатом и с пастой из темных оливок.
Вино выбирал придирчиво, морщился. А что он хотел в заведении у самого синего моря? Вот к видам не придерешься, внизу волны бились о скалы, разлетались миллионом брызг. Сверху высокие средиземноморские сосны-пинии закрывали столики от солнца.
— Дом Бонетти? Так это на горе, сейчас по дороге вверх, потом метров триста вправо по шоссе и будет дорога в гору. — Рассказала официантка собирая тарелки. — Но его собираются сносить, говорят, через две недели уже
ничего не останется. Вы и сейчас увидите только со стороны, там забор.
— А вы что-нибудь слышали об этом доме?
— Я приехала год назад, я с юга. Слышала только, что его здесь зовут домом с привидениями. Вон, видите, под соснами на скамеечке два старика? Спросите у них, они всю жизнь здесь прожили.
Старики пожевали губами, переглянулись… затем один в поношенной кепке и стареньких растоптанных ботинках откашлялся.
— Бонетти? Умерли, да? Трагедия. — После этого философского замечания он умолк.
— А что говорили? — пыталась узнать хоть что-нибудь Саша. — Как они умерли?
— Замяли. Говорят, отравили, — сообщил второй старик. — Тамара так сказала.
— Какая Тамара?
— Экономка. Ей даже убраться там не разрешили. Не впустили в дом.
— Вы не знаете, где она живет?
— Как не знать! На кладбище она. Тогда уж была не молода.
— А дети?
— А что дети. Старшая-то стала наследницей, вот умерла недавно, дом и продали. Второй сын в аварию попал, разбился, лет уж двадцать назад.
— А младшие?
— Дольчетта маленькая была, лет десять что ли, не помню уже. Ее отправили к каким-то родственникам.