— За булаву можно у миллиардера Ганчука просить четыре миллиона долларов.
Я почувствовал, что моё дыхание остановилось. Мне стало не по себе, я впал в прострацию. Может, это очередной сон? Может, меня привезли в психбольницу? Но я же никогда не обращался к психиатру за консультацией. Нет, это всё-таки явь, а не сон.
— Арсен, можно воды выпить?
— Сейчас посмотрю в холодильнике. — Вернувшись из кухни, он передал мне бутылку. — Вот, минералка.
Я беру бутылку и смотрю через её зелёное стекло в окно. Всё в нереальном зелёном цвете. Так же, как и моя жизнь сегодня напоминает нереальный мир, в котором я пассажир. Когда будет последняя остановка в моей жизни, я не знаю и не хочу этого знать. Я хочу быть счастливым, как все нормальные люди.
— Арсен, а Ганчук не ограбит меня, не отберёт ли бесплатно булаву, оторвав перед этим мне голову? — я хотел сказать «отрубит мне голову», как было в последнем сне, но решил сказать «оторвёт».
— Нет, Сергей. Я думаю, что он такого не сделает. Он хотя и сволочь, но интеллигентная сволочь. Он никогда не грубил журналистам, как другие украинские миллиардеры, и в случаях когда ему приносят старинные предметы для приобретения, никого не обманывал и не грабил. Во всяком случае я такого никогда не слышал. Он не любит скандалов, он миллиардер и не хочет лишнего шума вокруг своего очень известного в Украине имени. На открытом аукционе, то есть при легальной продаже, булава бы стоила не менее десяти миллионов долларов США. Но зачем вам открытый аукцион? Зачем вам лишняя шумиха? Да и так быстрее и проще будет её продать.
При упоминании о том, что булаву на аукционе можно продать за десять миллионов, у меня пересохло во рту и начали дрожать руки. Я начал нервно пить минералку, скрывая своё волнение от Арсена, хотя он на меня не смотрел и ему было всё безразлично.
— Да, Арсен, мне лучше продать булаву тихо, без лишней шумихи, ведь я не привык к излишнему вниманию к моей скромной персоне, — я немного помялся и из скромности спросил Арсена: — Это не слишком большая сумма за моё будущее расследование? Ведь булава стоит миллионы долларов.
— Нет, Сергей, мне уже не надо ничего. Более того, после того как вы назовёте имя убийцы дочери, я вам отдам всю мою коллекцию антикварных произведений искусства, свою квартиру и дачу. А мне скоро лежать в сырой земле.
Лицо Арсена жёлто-серого цвета на фоне солнечного тёплого весеннего дня выглядело, как весёлая свадьба выглядела бы на фоне печальных похорон.
— Вот смотрите, сейчас мне делают лучевую терапию и мои волосы выпадают клочками. — Арсен взял пучок волос и выдернул его без лишних усилий.
Мне стало не по себе. Стало жалко Арсена и его дочь Марту. Дочь покинула жизнь десять дней назад в девятнадцатилетнем возрасте, а скоро покинет этот мир и её сорокачетырехлетний отец. Да, это плохо, когда родители хоронят своих детей. Плохо, что Арсен похоронил свою жену, когда его дочери было пять лет. Но уже ни дочери, ни ему самому никто не поможет. Я ещё больше стал жалеть Арсена и его покойную дочь. Боже, почему так?
Не отрубит ли мне голову за булаву миллиардер Ганчук? Ведь почти все украинские миллиардеры свой капитал заработали криминалом. А так хочется разбогатеть и чтобы голова была на плечах, а не валялась в кустах с оскаленной от боли гримасой.
После коротких раздумий я захотел перейти к делу и задать Арсену важные вопросы. Арсен отрешенно смотрел в окно. За окном вдалеке было видно зелёное поле — свежий воздух, гармония природы.
— Арсен, я хочу задать несколько важных вопросов.
— Да, пожалуйста, конечно. Это ваша работа.
— Но сначала хочу ещё раз уточнить, почему вы считаете, что вашу дочь убили?
— Моя дочь была жизнерадостным человеком, два года назад она осудила самоубийство мужчины из соседнего дома, который спрыгнул навстречу смерти с крыши девятиэтажного дома, перед эти оставив предсмертную записку. Марта знала, что я скоро умру от неизлечимой болезни. Разве она могла в такое физически и морально тяжёлое для меня время оставить меня одного? Разве она не понимала, что её преждевременная смерть убьёт меня окончательно? За несколько часов до смерти она звонила мне. Настроение было весёлое, обещала приехать ко мне. Марта была обязательным человеком и никогда мне не лгала. Разве она могла по телефону мне говорить, что приедет и чтобы я её ждал, а сама надеть на шею смертельную петлю? Какая логика? Да и у моей дочери не было причин свести счёты с жизнью в девятнадцать лет. Я не слышал от неё, что есть какие-то проблемы. Она никогда не скрывала от меня своих трудностей. Я её приучил к этому с самого детства. Когда я с ней разговаривал последний раз, она говорила, что кого-то ждёт дома, но скоро приедет ко мне в онкодиспансер. Кого она ждала, я не знаю. Кроме того, ещё есть два факта, которые говорят о том, что Марта не была самоубийцей. Вот смотрите, Сергей, — Арсен рукой позвал меня за собой и вышел в коридор ко входной двери. — Вот мой входной замок. Этот замок, как и дверь, — старые. Года два-три тому назад замок сломался, и входная дверь закрывалась только ключом снаружи. Вот видите, — Арсен открыл дверь и прокрутил рукой вентиль замка, но замок не закрылся. Потом он вставил ключ снаружи и прокрутил его — замок закрылся. — Я уже давно собирался привести мастера, чтобы поменять замок, но всё время забывал об этом. Так и не поменял. В этом не было острой необходимости, так как дверь изнутри запирается на два засова. То есть когда дверь изнутри закрыта — её не открыть ключом. Мы всегда, даже днём, закрывали дверь на засовы, дверь старая и её всё время открывал сквозняк. Ну почему я не поменял старую дверь и замок? Хотя, в принципе, какое это имеет значение? Мою Марту уже не вернуть, и мне скоро будет холодно и одиноко в «однокомнатной квартире без окон».